Читаем Уорлегган полностью

— Давайте сядем здесь. Неплохо иногда побездельничать. Или мне так кажется. Похоже, вам всегда необходимо о ком-то заботиться.

— Не всегда. Не сейчас.

Они сели на зеленый пригорок, испещренный кроличьими норами, Кэролайн сорвала пролеску и слегка взмахнула цветком, так что он задрожал.

— Я возвращаюсь в Оксфордшир, Дуайт.

— Когда? — внутри Эниса что-то болезненно сжалось.

— С пятничной каретой. И в понедельник уже припаду к груди дядюшки Уильяма.

— Что сподвигло вас решиться уехать?

— О, я ничего не решала. Дядя Рэй очень зол из-за того, как я обошлась с Анвином, и считает, что лучше меня изгнать.

Дуайт посмотрел на нее. Большие задумчивые глаза сузились от солнца, яркий свет придавал дополнительный блеск темно-зеленым глазам с серыми и ореховыми искорками.

— Не знаю, что и сказать. Я думал... надеялся, что вы останетесь.

— Я тоже на это надеялась.

Над ними запел дрозд.

— Когда вы рассчитываете вернуться?

— По приглашению дядюшки Рэя? О, это весьма сомнительно. Он больше не одобряет ни меня, ни мое поведение. И подозреваю, кто-то сообщил ему о моих утренних прогулках с доктором.

— Тогда понятно, почему дядя хочет вас отослать.

— Почему же? — вызывающе спросила она.

— Если вы так принизили себя, что вас видят с доктором Энисом, и даже без конюха, то первым долгом мистера Пенвенена будет встать между вами и вашей неосмотрительностью.

Кэролайн выбросила пролески.

— Так вы согласны с дядюшкой Рэем. Думаете, меня лучше убрать от греха подальше, пока благополучно не выдадут замуж?

— Будь я вашим дядюшкой...

— Но вы же мне не дядя.

— А каких слов вы от меня ожидали?

Дуайт поднялся.

— Я ожидала, что вы скажете «нет», — Кэролайн снова села, облокотившись о землю

— И мне бы хотелось это сказать. Знаете, Кэролайн, мне не хватает слов, чтобы яснее выразить то, что я...

— Сядьте, Дуайт, мы не можем говорить, если вы расхаживаете взад-вперед.

Дуайт остановился и снова сел немного в стороне от нее, обняв колени руками, хмурый, смущенный, намеренно не глядя на Кэролайн.

— Скажите, Дуайт, я никак не пойму. В вас уживается два человека. Один — сильный, уверенный и нетерпеливый, который столь часто сопровождает вас в комнату больного, второй же — намного моложе, нервный и обидчивый — частенько сопровождает меня на прогулках. Который из них, как вы думаете, беспокоится о Кэролайн Пенвенен, скорбит о её отъезде и думает о ней, когда ее нет рядом?

По лужайке проскакал кролик и быстро нырнул в норку.

— Вопросы всегда адресованы мне. Может, я отвечу на ваши, если вы ответите на мои. Как сильно вас волнует ответ?

— Вы слишком много просите.

— Не более чем вы у меня

— О да, думаю, именно так.

Дуайт смотрел, как девушка расправляет складки на юбке.

— Что ж, хорошо. Я отвечу первым. Во мне живут не два человека, а один — и он постоянно думает о вас, так что ваш образ никогда его не покидает. Однако... не стоит удивляться тому, в чем вы меня упрекаете. Я никогда не имел много денег, а обучение отняло всё, чем я владел. У меня не было времени посещать салоны и поддерживать вежливые беседы. Воспитание же не позволяло наведываться к хорошеньким продажным женщинам. Я общался с женщинами только как с пациентками. И в этом качестве я их знаю хорошо. Поэтому, работая сейчас с людьми, я провожу грань. Если вы придете ко мне с ангиной или больным коленом — вы моя пациентка, и я вас вылечу. Я знаю, что делать, и делаю. И вы считаете меня уверенным. Но стоит нам встретиться в гостиной, и вы превращаетесь из пациентки в женщину, чье настроение и поведение мне не пришлось изучить. Я не знаю правильного рецепта галантности — у меня не было времени этому научиться. Я не знаю, как вам польстить, и если вы надо мной смеетесь — а вы частенько это делаете, то мой язык начинает заплетаться, а когда вы оттачиваете на мне свое остроумие, я чувствую себя полнейшим тупицей. Вот и всё объяснение. Мои чувства к вам не меняются от силы к слабости, они колеблются между надеждой и отчаянием.

Кэролайн смотрела уже не на Дуайта, а на противоположный край поляны. Изгиб ее шеи доставлял ему и удовольствие, и муку. Дуайт убеждал себя в том, что ему хватило смелости.

— А вы? — наконец спросил он.

Она слегка улыбнулась и пожала плечами.

— Вы хотите, чтобы я ответила на ваш вопрос прямо сейчас?

— Да.

— Быть может, это наша последняя встреча, вероятно, я могу и ответить. Бедный Дуайт, разве я так часто над вами смеялась? Неужели мое поведение было столь уверенным и безупречным? Вы мне льстите, несомненно. Как я, должно быть, элегантна! Как хорошо меня воспитали...

— Я вас не критиковал.

— Уверена, вы бы не осмелились, но позвольте объясниться. По вашим словам, вы тратили все свое время, чтобы выучиться на врача, и вам было не до светских любезностей. Мне вас жаль. Истинная правда, дорогой. Но знаете ли, чему училась я? Конечно же, быть наследницей.

Девушка оперлась на локоть и посмотрела на Дуайта. Ее медные волосы, перехваченные сзади лентой, лежали на плече.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сага о Полдарках

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия