Уоррен Баффет. Биография

В гневе Лейла хлестала детей словами снова и снова, каждый раз говоря одно и то же — их жизнь слишком легка, а ее страдания безграничны. Она кричала, что они неблагодарные, никчемные и эгоистичные и им должно быть стыдно за это. Она цеплялась к каждому их реальному и предполагаемому промаху, чаще направляя свой гнев на Дорис. Ее тирады могли продолжаться час или даже два, Лейла раз за разом повторяла свои обвинения. Уоррен вспоминает, что она не могла остановиться, пока дети не начинали всхлипывать. «Она успокаивалась, только доведя нас до слез», — рассказывает Дорис. Уоррен был вынужден наблюдать за ее вспышками гнева, не имея возможности защитить сестру и отчаянно пытаясь избегать выпадов в свой адрес. Было понятно, что агрессия матери не была случайной и в какой-то степени она могла ее контролировать, но неясно, осознавала ли она, как в этой ситуации должен вести себя родитель. Но к тому моменту, как Уоррену исполнилось три года и родилась их младшая сестра Роберта, или Берти, души Уоррена и Дорис уже были безвозвратно травмированы.

Уоррен и Дорис ни разу не попросили помощи у отца, несмотря на то что знали — он в курсе выходок их матери. Иногда Говард говорил им: «Мама вышла на тропу войны», предупреждая о начинающемся приступе гнева. Но сам никогда не вмешивался. К тому же чаще всего Лейла впадала в ярость, когда Говарда не было рядом, сам же он никогда не был объектом ее гневных вспышек. В каком-то смысле он был спасительным кругом для своих детей. Хотя Говард никогда и не защищал их напрямую, одно его присутствие означало, что дети в безопасности.

* ^{36 36}

Тем временем за стенами аккуратного бунгало на Баркер-авеню Омаха медленно скатывалась в пучину беззакония. Бутлегерство³⁶ процветало вплоть до того момента, когда Уоррену исполнилось три года¹⁹. В штате начались беспорядки. Фермеры столкнулись с лишением права выкупа закладных на свои обесценившиеся земли²⁰. Пять тысяч человек вышли на площадь перед муниципалитетом в Линкольне, и запаниковавшие законодатели штата были вынуждены торопливо принять билль о моратории на ипотеку²¹.

В ноябре 1933 года холодные ветра стали причиной сильнейшей песчаной бури. Ветер на скорости почти 100 километров в час (25 метров в секунду) захватил даже Нью-

Йорк. Буря оставляла за собой искореженные машины по обочинам дорог и разбитые вдребезги витрины. Газета «Нью-Йорк тайме» сравнила эту бурю с извержением вулкана Кракатау. Следом за ней песчаные и пыльные бури накрыли многие штаты. Одновременно с разгулом стихии страну поразила сильнейшая за XX столетие засуха²².

Жители Среднего Запада искали убежища в своих домах, пока летящие камни бомбардировали их машины, оставляли вмятины на кузовах и разбивали стекла. Каждое утро Лейла сметала с крыльца красную пыль. В день, когда Уоррену исполнилось четыре года, крыльцо было целиком засыпано пылью, а порыв ветра сдул бумажную посуду и салфетки с праздничного стола²³.

Следом за пылью пришла невыносимая жара. Летом 1934 года столбик термометра в Омахе поднялся до 47 градусов. Иссушенная земля покрылась глубокими трещинами²⁴. Местные жители пересказывали друг другу шутку о человеке, потерявшем сознание от капли воды, попавшей ему на лицо. Чтобы привести его в чувство, потребовалось три ведра песка. В домах было жарко, как в топке. Люди спали у себя на задних дворах, на территории школы, на газоне перед Джослинским художественным музеем в Омахе. Уоррен пытался спать, завернувшись в мокрые простыни, но ничто не могло остудить обжигающий воздух в его маленькой комнате на втором этаже дома.

В самый разгар этой рекордной жары и засухи 1934 года явилась саранча²⁵. Миллионы насекомых набросились на высохшие кукурузные и пшеничные поля, сжирая стебли до основания²⁶. В тот же год Джон Шталь, отец Лейлы, перенес удар. Навещая дедушку в Вест-Пойнте, Уоррен слышал, как в отдалении стрекочут полчища голодных насекомых. Они жадно поглощали столбики ограждений, белье, сушившееся на улице, и даже друг друга. Издаваемые ими звуки заглушали гул работавших тракторов²⁷. В воздухе их было так много, что за тучами насекомых не было видно автомобилей на дороге.

Сказать по правде, в начале тридцатых годов случилось столько неприятностей, что можно было уже не бояться ни бога, ни черта²⁸. Экономический спад продолжался. Новое поколение гангстеров, подражавших Капоне, Диллинджеру и Малышу Нельсону, рыскало по Среднему Западу, грабя и без того обессиленные банки³⁷. По городам шатались полчища бродяг, заставлявшие родителей еще сильнее переживать за своих детей. Несладко приходилось и самим детям. Их то запирали дома, опасаясь разгула собачьего бешенства, то пугали всякими страшилками. В разгар лета из страха перед «детским параличом» — полиомиелитом — закрылись общественные бассейны. Детей предупреждали, что пить из уличных фонтанчиков чревато подключением к аппарату искусственной вентиляции легких³⁸.