«Этим делом мы занимались недолго. Нужно сказать, что это был не самый популярный продукт на рынке. Ничего странного — представьте себе пару мальчишек, продающих листы бумаги, информацию на которых мы печатали в моем подвале на старой пишущей машинке. Главным ограничителем для нас в то время было количество копий. Мы могли одновременно печатать не больше пяти-шести экземпляров. Тем не менее я садился за машинку и приступал к работе.
Затем мы приносили свои листы к кассам и начинали вопить: “Покупайте “Выбор ребят из конюшни!” Однако самым популярным бюллетенем в то время был “Голубой листок”, распространитель которого к тому же платил ипподрому комиссионные. “Голубой листок” продавался чуть дороже. Мы демпинговали, выставляя за наши бюллетени цену в двадцать пять центов. Ипподром быстро прикрыл продажу “Выбора ребят из конюшни”, так как мы продавали нашу информацию дешевле, чем кто-либо еще».
Когда Баффеты переехали в Вашингтон, то единственный плюс переезда для Уоррена состоял в том, что он получил шанс улучшить свои навыки, связанные с гандикапом.
«Единственное, что я знал о Конгрессе, это то, что у конгрессменов был доступ в Библиотеку Конгресса, а в Библиотеке Конгресса хранилась вся информация, которая когда-либо была напечатана. Поэтому, когда мы приехали в Вашингтон, я сказал: “Пап, на самом деле мне нужна всего одна вещь. Я прошу тебя зайти в Библиотеку Конгресса и взять в ней все книги на тему гандикапа на скачках”. Отец на это ответил: “А не кажется ли тебе немного странным, что только что приступивший к работе конгрессмен первым делом интересуется книгами на тему скачек?” Я напомнил ему: “Папа, а кто агитировал за тебя на всех сельских ярмарках? Кто постоянно торчал на складе, готовый бежать за полицейскими в случае неприятности? Через два года тебе предстоят очередные выборы. Я тебе понадоблюсь. Так что пришло время платить по счетам”. Я убедил отца, и он принес мне добрую сотню книг по теме скачек2.
Теперь задача состояла в том, чтобы прочитать все эти книги. Я направил запрос в одно место, расположенное в Чикаго, на Норт-Кларк-стрит, которое могло за умеренную плату снабдить меня старыми, никому не нужными формами для ставок за многие месяцы. Я использовал их для того, чтобы с помощью своих методов сделать ставки на заезды одного дня, а затем изучить, что могло бы случиться потом. Я тестировал свои способности по угадыванию выигрышных комбинаций день за днем, применяя все возможные системы, которые только приходили мне в голову.
В сущности, есть лишь два типа игроков на гандикапе. Первые ориентируются на скорость, а вторые — на класс. Первые определяют, какая лошадь была самой быстрой в прошлом. Самая быстрая лошадь побеждает в скачках. А те, кто ориентируется на класс, полагают, что лошадь, показывающая хорошие результаты в соревновании с другими лошадьми ценой в десять тысяч долларов, сможет победить лошадей ценой в пять тысяч долларов. Они считают, что эта лошадь бежит достаточно быстро для того, чтобы победить.
В скачках имеет смысл разбираться в обоих типах гандикапа. Однако в те годы я был более склонен ориентироваться на скорость. И стоит отметить, что придерживался количественных методов расчета».
В ходе тестирования, размышления и наблюдения Уоррен открыл для себя правила гонки:
1. Никто и никогда не уходит домой после первого заезда.
2. Если ты проиграл деньги, то не сможешь вернуть их обратно с помощью того же метода.
Ипподром рассчитывает на то, что люди будут делать ставки до тех пор, пока не потеряют все, что у них есть. Но по силам ли хорошему гандикаперу обернуть эти правила в свою пользу и выиграть?
«Рынок также представляет собой гонку. Однако в те дни я еще не выдвигал сложных теорий. Я был всего лишь маленьким мальчиком». *
Жизнь в Вашингтоне была активной.
«Я часто приходил в отцовский офис, рядом с которым всегда можно было встретить букмекера. Достаточно было просто подойти к лифтовой шахте и крикнуть “Сэмми!” или что-то типа того, и этот парень моментально поднимался на нужный этаж и принимал ставку.
Я тоже немного занимался букмекерством для парней, которые хотели сделать ставку. Это занятие мне было по душе — пятнадцатипроцентная комиссия без какого-либо риска. Отец пытался держать эти мои занятия под контролем. С одной стороны, он был немало удивлен, что я этим занимаюсь, а с другой — мог легко представить себе, в каком опасном направлении могут разворачиваться события».