Упадок и разрушение

— Вот, пожалуйста: «И еще, моя радость, в твоем последнем письме столько ошибок, что просто ужас. Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы ты был умницей, поступил в Оксфорд и вообще. Может быть, тебе позаниматься немножко на каникулах, как ты считаешь? Ты только не сердись. С каким-нибудь славным молодым преподавателем. Например, с тем вашим симпатичным, ты еще его хвалил? Как ты думаешь, сколько ему предложить? Я ведь в таких делах ничего не смыслю. Я имею в виду не того, кто тогда напился, хотя и он очень мил». Вот видите, — сказал Бест-Четвинд. — О вас речь. Не о Граймсе же.

— Я подумаю, — сказал Поль. — Вообще-то мысль неплохая…

— Неплохая-то она неплохая, — задумчиво протянул Бест-Четвинд, — но когда преподаватель очень всерьез относится к своим обязанностям, хорошего мало — этот Прендергаст меня на днях выпорол.

— Значит, никаких уроков органа! — предупредил Поль. Вопреки ожиданиям Поля, Граймс выслушал вести без энтузиазма. Он сидел в учительской у камина и уныло грыз ногти.

— Поздравляю, дружище, — безучастно обронил он. — Это хорошо. Рад за тебя, ей-богу, рад.

— Говоришь, рад, а сам мрачный.

— Разве? Вообще-то, я опять в луже.

— Что-нибудь серьезное?

— Увы!

— Извини, я не знал. Что же теперь делать?

— Пока пришлось объявить о помолвке.

— Представляю, как радуется Флосси.

— Уж это как пить дать, радуется, черти бы ее драли.

— А как старик?

— Обалдел, конечно. Сидит теперь, думу думает. Ничего, глядишь, все еще образуется.

— Конечно, образуется, почему бы и нет?

— Есть, брат, одна тонкость. Я вроде бы тебе не говорил — я ведь уже женат.

Вечером Поля вызвали к директору. Доктор Фейган был в двубортном смокинге, который при появлении Поля он судорожно одернул. Вид у него был постаревший и больной.

— Видите ли, Пеннифезер, — начал он. — Сегодня утром на меня обрушилось несчастье, вернее сказать, два несчастья. Первого, как это ни прискорбно, следовало ожидать. Ваш коллега Граймс был изобличен — с предъявлением доказательств, не оставляющих сомнений в его виновности — в проступке, или, иначе выражаясь, в образе действий, которого я не в состоянии ни понять, ни извинить. С вашего разрешения, я опускаю подробности. Впрочем, это бы еще полбеды — за долгие годы работы в школе мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. В состояние крайнего — скажем так — удручения меня повергло нечто совсем другое: сегодня я узнал, что этот человек помолвлен с моей старшей дочерью. Чего я, дорогой Пеннифезер, уж никак не ожидал. В сложившихся обстоятельствах я вынужден рассматривать помолвку как самое настоящее и, замечу, совершенно незаслуженное оскорбление в свой адрес. Я обращаюсь к вам, Пеннифезер, исключительно потому, что за недолгое наше знакомство убедился, что вы человек достойный доверия и уважения.

Доктор вынул из кармана крепдешиновый платок, с чувством высморкался и продолжал:

— Согласитесь, что Граймс не тот человек, которого хотелось бы видеть своим зятем. Я бы простил ему его протез, вечное нищенство, вопиющую безнравственность, гадкую физиономию. И с его омерзительным лексиконом я бы тоже смирился — будь он хоть немного джентльменом. Не сочтите меня снобом. Конечно, как вы уже, вероятно, заметили, я отношусь с предубеждением к низшему сословию. Что поделаешь — это действительно так. Я был женат на женщине из низов. Но мы несколько отвлеклись. Я хотел вам сказать вот о чем. Побеседовав с этой несчастной, с Флосси, я пришел к выводу, что она не питает к Граймсу никаких нежных чувств. Это вполне естественно — она, как-никак, моя дочь. Однако она одержима желанием выйти замуж — и как можно скорее. Так вот, если бы моим зятем стал порядочный человек, я готов был бы сделать его своим партнером. Лланаба приносит три тысячи фунтов в год, во многом, разумеется, благодаря стараниям нашей милой Дианы. Следовательно, мой младший партнер первоначально мог бы рассчитывать на тысячу фунтов в год, а после моей смерти его доля, естественно, возрастет. Полагаю, что многие молодые люди нашли бы мое предложение заманчивым. Вот я и подумал, дорогой Пеннифезер, почему бы нам с вами не взглянуть на вещи по-деловому, без предрассудков. Не будем кривить душой, ходить вокруг да около, а вместо этого… как говорится, чем черт не шутит… словом, почему бы вам… Надеюсь, вы меня поняли?

— Да, сэр, — сказал Поль. — Но это исключено. Я не хотел бы вас обидеть, но, к великому сожалению, это невозможно.

— Не нужно извинений, мой милый. Я прекрасно вас понимаю. Увы, я ожидал именно такого ответа. Значит, чему быть, того не миновать, — Граймс. К мистеру Прендергасту, я полагаю, с подобными разговорами обращаться бесполезно.

— Если б вы знали, как я признателен за оказанное доверие…