– Послушай, дура бестолковая, мы будем стоять у подъезда до тех пор, пока ты не сдохнешь в этой квартире. Как загнанная крыса. Или мы просто выберем момент и взломаем дверь. Если ты одумаешься, выйди на балкон и махни нам рукой. Мы забираем у тебя ребенка и гарантируем твою неприкосновенность. А это значит, что ты получаешь свою десятку баксов, мы посадим тебя в самолет и пожелаем мягкой посадки. Подумай хорошенько. Если ты не сдашься добровольно, исход будет плачевный, даже трагический. Ты же мечтала вернуться на родину с деньгами и начать новую жизнь! Пожалуйста, мы сделаем это. Мы всегда играем по правилам.
– Хочу вернуться на родину со своей дочерью, – с трудом сдерживая рыдания, сказала я. – Если бы вы посадили меня в самолет вместе с дочкой… Я бы всю жизнь работала и всё до копеечки вам отдала…
– У тебя только один выход. Подумай, но знай, каждая минута работает против тебя.
Мужчины направились к лифту и исчезли из поля зрения. Я села на пол и разрыдалась.
Начало светать. Я собралась с силами и подошла к окну. Под моим балконом стояла машина, за рулем которой сидел Лев. Он смотрел на меня и разговаривал по мобильному телефону… Проснулась и заплакала дочка. Я дала ей грудь, но молока не было. Я давила грудь, массировала соски, но так и не смогла выдавить ни капли. Видно, молоко перегорело из-за страшных потрясений. Достав полупустую и уже последнюю банку смеси, я принялась разводить ее водой и приговаривать, глотая слезы:
Я взяла дочку на руки и стала кормить. Она удовлетворенно засопела.
– Динуля, много не ешь, – словно в бреду говорила я и с ужасом смотрела на то, как дочка доканчивает бутылочку. – Господи, ну оставь на следующий раз.
Видимо, Динулька хорошо проголодалась, она выпила все содержимое бутылочки, откинула головку и сладко уснула. Я положила ее на диван, погладила беззащитное личико и прошептала:
– Родная моя девочка, спи. Я никому тебя не отдам. Это я тебе обещаю.
Когда совсем рассвело, я вновь подошла к окну. Машина была на прежнем месте. Было ясно, что меня в покое не оставят.
Мне было совершенно безразлично, что холодильник пуст, но охватывал дикий ужас, что закончилось детское питание и нечем кормить малышку. Я даже не могла представить, что делать, когда ребенок захочет есть. Я была в отчаянии от собственной беспомощности. Пропала последняя надежда, что Галина вернется.
Я опустилась на пол, обхватила голову руками, пытаясь справиться с головокружением. За эти дни я страшно обессилела. Квартира стала похожа на клетку, из которой был только один выход, да и то в пасть самого настоящего хищника. Трое суток… Господи, как же это долго! В нормальной обстановке эти сутки пролетают так быстро, а сейчас… Трое суток недоедания, бессонницы, нервного напряжения, слез… Так можно свихнуться, сломаться, но – нельзя. Если что-то случится со мной, никто не позаботится о малышке…
Галины нет, и будущее разлетелось на куски… Впереди пустота и неизвестность. Жаль, что в квартире нет телефона. Если бы он был, я бы обязательно позвонила. Стоп! А куда я могу позвонить? Бог мой, мне совершенно некуда звонить! В Россию? Кому? Матери? Чтобы окончательно добить ее? В полицию? Но ведь это смешно. Господи, как же это смешно. В голове царил полнейший хаос, я ни на чем не могла сосредоточиться.
Нужно напиться, решила я. Когда выпьешь, становится легче. Я принялась рыться в многочисленных кухонных шкафах в надежде найти спиртное. Мне повезло, в самом дальнем углу одного из шкафчиков стояла на четверть заполненная бутылка отменного виски. На голодный желудок алкоголь подействовал моментально. Перед глазами все поплыло, в ушах наконец прекратилось страшное гудение, которое преследовало меня в последнее время, но наступило какое-то онемение, было тяжело даже шевелить губами. Приятное тепло разлилось по всему телу…
Крепко держа в руках пустую бутылку, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно вещала, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт, а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет желанным, любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я верила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!