upload

знаниям о моих лимитах, и я доверилась. Я сказала ему, что мне не понравилось

подземелье, но именно туда он меня и отвел, чтобы причинить невыразимые мучения.

И я ему это позволила.

Отчего тоже больно. Может, Доминик и орудовал плетью, однако я позволила себе

попасть в такую ситуацию. Но тут я напоминаю себе, что именно Доминик утратил

контроль и довел все до уровня, превышающего мои возможности. Должно быть, в запале

он забыл, что я в этом новичок, но его обязанностью было присматривать за мной и быть в

курсе того, что я могу вынести. В этом он облажался.

Так же безумно обидно, что Доминик не пытается со мной связаться, чтобы

поговорить. Он ушел молча. Я получила лишь одно лаконично сообщение, в котором

говорилось: «Я сожалею. Д». И больше ничего.

Неужели он действительно полагает, что одного сообщения достаточно, чтобы

компенсировать это… это физическое насилие?

Ему нужно придумать что-то получше этого.

В понедельник утром я звоню Джеймсу и говорю, что заболела. Его голос слегка

насторожен, будто он понимает, что я не совсем честна с ним, но, тем не менее он

произносит все полагающиеся в таких случаях слова о том, чтобы я позаботилась о себе и

не приходила на работу, пока не почувствую себя лучше. Я провожу день в одиночестве,

одержимо размышляя о днях, которые провела с Домиником, пытаясь анализировать,

почему все пошло настолько неправильно. Я сворачиваюсь калачиком с де Хэвиллендом

на диване, находя утешение в этом мягком мурлыкающем комочке теплоты.

По крайней мере, кот все еще любит меня.

Волдыри на моей спине все еще яркие и воспаленные, но боль чуть поутихла. Жар

на коже, из-за которого я не могла заснуть всю воскресную ночь, пошел на убыль. Я могу

лишь представлять то время, когда боль полностью исчезнет – когда я исцелюсь.

Во вторник я снова притворяюсь больной. На этот раз Джеймс явно обеспокоен.

- Все в порядке, Бет?

- Да, - говорю я, - ну…вроде как.

- Это как-то связано с Домиником?

- И да, и нет. Послушайте, Джеймс, мне нужен еще один день. Я вернусь на работу

завтра, обещаю. Тогда-то все вам и расскажу.

- Ладно, милая. Не торопись. Я понимаю.

Я знаю, как мне повезло с таким боссом.

Во вторник днем я чувствую себя немного лучше. Спина продолжает болеть, но

явно идет на поправку. Хотя на сердце до сих пор тяжело из-за отсутствия новостей от

Доминика. Всякий раз, когда я думаю об этом, то чувствую себя полностью уничтоженной.

Как он мог так плохо со мной поступить, а потом бросить? Конечно же, он должен знать,

что оставил меня абсолютно разбитой.

Во вторник во второй половине дня раздается стук в дверь. Мое сердце сразу же

начинает колотиться в груди при мысли, что возможно это Доминик.

- Нет, - строго говорю я себе, подходя к двери. Это, должно быть, Джеймс заскочил

меня проведать с куриным супом и шоколадом. Но я не могу перестать надеяться весь

путь, пока дохожу до двери и открываю ее.

К моему удивлению, за дверью меня ожидает не Доминик и не Джеймс. Это Адам.

- Сюрприз! – восклицает он, улыбаясь во все лицо.

Я раскрываю рот, не в силах поверить своим глазам. Сейчас он выглядит для меня

настолько по-другому, хотя он точно такой же, каким я его и запомнила. В потрепанной и

совершенно безвкусной одежде: на нем дешевая клетчатая рубашка под серой толстовкой

с названием какой-то спортивной команды и мешковатые голубые джинсы, которые сидят

под его небольшим пивным брюшком, а завершают все белые кроссовки. На его плече

висит спортивный вещмешок. Он смотрит на меня явно в восторге от своего

неожиданного приезда.

- Разве ты не собираешься поздороваться? - говорит он, в то время как я остаюсь

безмолвной.

- Ах… – мне все еще тяжело поверить собственным глазам. В этом нет никакого

смысла. Адам? Здесь, в квартире Селии? – Привет, - удается мне вымолвить.

- Могу я войти? Умираю, как хочу пописать и чашку чая. Не одновременно,

естественно.

Мне не хочется впускать его в квартиру, но, так как ему нужно в уборную,

чувствую, что не могу отказать. Я отступаю в сторону и впускаю его. Так странно видеть

эту часть моей жизни – ту главу, которую я считала уже закрытой – входящей в мою новую

реальность. Мне нисколечко не нравятся эти ощущения.

- Туалет там, - говорю я, показывая на ванную, и его пребывание там дает мне

необходимую минуту, чтобы собраться с мыслями. Когда он выходит оттуда, счастливо

насвистывая, что когда-то казалось мне милым и чудесным, а сейчас заставляет

скрежетать зубами, я произношу:

- Адам, что ты тут делаешь?

Он, кажется, удивлен моему резкому тону.

- Твоя мама сказала, где ты, и мне захотелось приехать и повидать тебя.

Он раскидывает руки в стороны, будто не понимает, как я могу спрашивать такие

элементарные, естественные вещи.