Брови Котенка нахмурились, и она поморщилась от напряжения.
- Я знаю. Я давно проснулась, - угрюмо произнесла она.
Калеб отвел взгляд, изображая заинтересованность в окружающей их обстановке.
Вчера он едва не облажался, и чуть не трахнул ее. А этого ни за что
допустить.
Калеба заполнило чувство срочности - они должны были покинуть это место, и
чем быстрее, тем лучше. Но он никак не мог заставить себя произнести эти слова
вслух.
Ночь была напряженной.
- Тебе... больно? Ты сможешь сесть? - прошептал Калеб.
- Я не знаю. Мне слишком больно, чтобы даже попытаться, - так же мягко
прошептала Котенок.
На мгновение - слишком долгое мгновение, их взгляды встретились, почти
соприкасаясь, после чего оба быстро, даже лихорадочно отвели глаза, предпочитая
смотреть куда угодно, только не друг на друга.
- Или может, я просто слишком напугана, чтобы думать о том, что произойдет
сегодня. Или завтра. Может быть, я просто хочу уснуть, и проснуться от своей жизни.
В ее голосе ощущалась боль, и он знал, что она была не физической.
Калеб посмотрел в ее сторону и заметил, что она не плакала. Она просто
уставилась в пустое пространство, слишком онемевшая для слез, предположил Калеб.
Ему было хорошо знакомо это чувство. А теперь еще и эта неопределенность, которую
он никогда раньше не испытывал.
Из-за случившегося между ними, Калеб чувствовал себя скованным, потому как
независимо от того, насколько раньше все было запутанным, он все равно мог
контролировать себя и абстрагироваться от нежелательных мыслей. Но эта ситуация
была иной. Их длительное существование друг с другом только продлит агонию,
принеся с собой больше боли.
Калеб потер свое лицо, почесывая пальцами щетину, и отвлекая себя этим,
словно ему больше никогда не придется смотреть на Котенка, и никогда не нужно
будет говорить о том, что они должны покинуть это место, и, что независимо от
прошлой ночи... она все еще его пленница. А он все еще ее Хозяин.
- Пошло все нахрен! - выругалась она решительным голосом, казалось,
просыпаясь от оцепенения, и снова становясь живой и своевольной, - Давай покончим
с этим, Калеб. Какого черта сейчас происходит?
22
Он посмотрел на нее. Вот опять, она назвала его по имени. И он знал, что должен
был ее исправить, заставить ее обращаться к нему Хозяин, снова выстроить между
ними барьеры и границы, но он, блять, просто не мог этого сделать. Он устал! Он так,
мать его, устал.
- Думаю, сначала, завтрак. После, мы должны будем уехать. А “все, что, кроме” -
я обсуждать не собираюсь.
Он попытался придать своим словам некое подобие легкомыслия, но это не
сработало, и Котенок это знала.
- А прошлая ночь?
Она старалась придерживаться нейтрального тона, но зная ее уже слишком
хорошо, Калебу не нужно было гадать, о чем именно она спрашивала. Котенок хотела
понять, значит ли она что-нибудь для него, учитывая тот факт, что они почти...
Ответ был и да... и нет. Владэк все еще должен был заплатить, а у Котенка по-
прежнему была в этом своя роль.
Они уже прошли точку невозврата.
- Я рассказал тебе обо всем, что тебе нужно было знать.
Он замолчал, смягчая свой тон.
- Больше я тебе ничего не скажу. Так что, перестань задавать вопросы.
Вскочив с кровати, он бросился в сторону ванной комнаты.
Оказавшись внутри, и избегая своего отражения, он начал искать зубную щетку.
Найдя две, стоящие рядом с раковиной, и выбрав менее использованную на вид, Калеб
выдавил на нее немного пасты. Микробы были последним, о чем он переживал в это
утро. И, несмотря на то, что он принимал душ всего несколько часов назад, он открыл
горячую воду, и начал снимать с себя позаимствованную одежду.
Вода ошпаривала его, и его собственное тело боролось с желанием покинуть
карающую температуру воды, но Калеб не позволял себе этого. Он заставлял себя
чувствовать обжигающую боль. Стиснув зубы, он проигнорировал тот факт, что,
возможно, в некоторых местах его кожа покроется волдырями.
Положив руки на стену, он позволил почти кипящей воде и многочисленным
душевым головкам смыть его замешательство.
Его спина была напряжена и стала сверхчувствительной. Шрамы, уродовавшие
его плоть зудели и оживали. Это было то самое чувство, которое он искал. Эти шрамы
23
напоминали ему о том, кем он был, откуда он пришел, и почему ему нужно было
двигаться дальше со своей миссией.
Вода обжигала его зад и гениталии и он почувствовал, как в его горле начал
формироваться ком, угрожая, в конечном счете, сорваться с губ. Но он никогда бы
этого не позволил. Он проглотил его, сделав того узником в своей груди.