Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

– А помнишь, Феличка, Христос с блудницами толковал да с собою водил? «Кто из вас без греха?», спрашивал. Помнишь? А разбойнику-то что сказал? «Нынче же будешь в раю». Это ты как понимашь? Кто к Богу ближе-то? Кто грешит али кто жизнь свою век сусолит, ни Богу свечка, ни черту кочерга? Я тебе так скажу: кто не согрешит, тот и не покается. Однако ж и радости не познает… и любви не познает. Думаешь, сиди за печью и сыщещь правду? Не-е, там только тараканов сыщешь. Во грехе правда! – сказал он наставительно и без тени сомнения. – И Христа во грехе узнаешь. Поплачешь, покаешься и узнаешь. Понял, што ль? – глянул снисходительно. – Все можно, Феличка. Убивать нельзя. Запомнил, милочек?

Юсупов не ответил, но вдруг заторопился из комнаты.

– Пойду, Григорий Ефимович, узнаю, уходят ли гости, – он поспешил за дверь.

– Иди, иди, милок, – Распутин проводил его тяжелым взглядом и откинулся на спинку стула. «Интересное это дело – за людишками наблюдать, – думал он. – Суетятся, барахтаются в своем тщеславии. Думают, словили меня в мышеловку. Да только я не мышь какая ничтожная. Я сам себе судья – сам сужу, сам приговариваю, сам приговор исполняю. Так что, милок, коли хочешь… что ж, доиграем… до конца. Однако последнее слово все одно за мной останется. И люди меня не забудут. Ни через десять лет, ни через сто. И я сумею в том убедиться… когда вернусь», – он хрипло рассмеялся и наполнил бокал ласковой мадерой…

7

Белоснежная скатерть, торжественное столовое серебро, хрустальные бокалы для шампанского, изящный фарфоровый подсвечник с зажженными свечами в центре стола, запах хвои от стоящей в углу елки и, как в детстве, предощущение чуда, которое становилось все сильнее по мере того, как стрелка каминных часов приближалась к одиннадцати.

Сергей Ильич, расположившийся во главе стола, незаметно наблюдал за сидящими друг напротив друга дочерью и гостем – Николаем Сергеевичем Ракеловым, молодым мужчиной с приятными манерами, спокойным, приветливым лицом, говорившим негромко, ясно излагавшим мысли, который, к удовольствию Сергея Ильича, оказался к тому же, как и он сам, выпускником юридического факультета Московского университета, что сразу дало возможность найти общие темы для разговора. Лицо гостя показалось Сергею Ильичу знакомым, хотя он не мог точно вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел его, спросить же было неудобно, потому что Ракелов повел себя так, будто они уже встречались. Ирина была очень хороша в темно-зеленом платье, необычайно оживленна, а ее глаза лучились тем чудесным светом, который всегда появляется в глазах влюбленной девушки. Николай Сергеевич, напротив, был сдержан, точнее сказать, сосредоточен, словно человек, в ходе разговора обдумывающий какой-то чрезвычайно важный для себя шаг, к беседе отношения не имевший. По лицу его то и дело скользили тени – тени улыбки, задумчивости, неуверенности, решимости. Трудно было понять, что он на самом деле думает и чувствует в данный момент. Чувства, окрашенные в полутона, не выдавали своего хозяина.

«Таким и должен быть настоящий юрист, – с удовлетворением отметил Сергей Ильич. – Эмоции в нашей профессии вещь излишняя».

Когда же гость с невозмутимым лицом привалился к спинке стула, а Ирина вдруг вспыхнула и покосилась на отца, Сергей Ильич, наклонив голову, спрятал улыбку.

«Ох, молодость, молодость, – добродушно думал он. – Считают, небось, они первые изобрели эти игры с прикосновением под столом. А он – шустрый малый! – бросил взгляд на почти невозмутимое лицо Ракелова. – Хоть с виду тихоня. Кабы у них не вышло чего…» – почему-то забеспокоился он, только сейчас ясно осознав, что дочь уже повзрослела и скоро может упорхнуть из родительского гнезда.

– Так вы, Николай Сергеевич, значит, с этим делом справились? – Сергей Ильич доел последний кусочек мяса и положил нож с вилкой на тарелку. – Молодцом! Подсудимый-то на редкость гнилой человечишко был! Не всякий бы взялся за его защиту. – Поймав на себе укоризненный взгляд дочери, поспешно добавил: – Уж больно сложное дело!

– Да, все сложилось удачно, слава Богу! – Ракелов промокнул губы белой накрахмаленной салфеткой.

– Ох, голубчик, никогда в деле нашем не ссылайтесь на божественный промысел! – поучительным тоном сказал Сергей Ильич. – Впрочем, – он оживился, – здесь вы не одиноки. И в английском суде, впрочем, как и у нас, и стороны, и судьи постоянно упоминают Бога. «I pray to God!» или «May God have mercy on your soul!».

Ракелов понимающе кивнул.