– Простите, вы не поможете нам? Жене плохо… давка… она не переносит… Я выпрыгну в окно, а вы мне ее передадите.
– И то правда. Как вошли, так и выйдем! – бросив взгляд в окно, неожиданно весело откликнулся чернобородый и, решительно отодвинув плечом стоящих рядом людей, помог Ракелову спрыгнуть на землю.
– Ириша, девочка, иди ко мне! О стекло не порежься, – только и успел проговорить Ракелов, как ощутил, что ему в спину уперся штык винтовки.
– Тикать вздумал, вражина? От нас не убегешь, гнида буржуйская!
– Не-е, Санек, на рожу его побачь, да! То ж шпиен германьский! Я ихного брата нутром чую, – солдат шумно втянул носом воздух и сплюнул. – С мешочниками, паскуда, затеял в Питер просклизнуть.
– Это недоразумение, – пробормотал ошарашенный Ракелов, поворачиваясь к ним. – Я документы покажу, – полез в нагрудный карман и тут же охнул, согнувшись от неожиданного тычка прикладом в пах. Задыхаясь от жгучей боли, почувствовал еще один жестокий удар по спине. Мокрая, грязная земля качнулась под ногами и встала на дыбы. Уже теряя сознание, он услышал свое имя в истошном женском крике.
Ирина не помнила, как очутилась на перроне, как, расталкивая людей, не обращая внимания на окрики и ругань солдат, прорвалась сквозь оцепление, пытаясь найти тех двоих, которые волоком, через пути, куда-то утащили мужа. Их нигде не было – ни на перроне, ни в станционной постройке. Она снова метнулась к поезду, на четвереньках, пачкая одежду и обдирая ладони, пробралась под вагоном на другую сторону, огляделась, не зная, куда бежать дальше. И вдруг из-за аккуратно сложенных штабелями шпал услышала голоса. Найдя узкий проход, подобралась поближе и, осторожно выглянув из-за угла, в трех шагах от себя, в неярком свете болтающейся на столбе лампочки, увидела мужа. Ники, в перемазанном грязью пальто с разорванным рукавом, без головного убора, стоял, привалившись спиной к штабелю. Перед ним были двое с винтовками в солдатской форме – один молодой, другой, показалось, постарше. Сбоку еще один, с одутловатым лицом под сдвинутой набок бескозыркой, в матросском бушлате. И чуть поодаль – Ирина не поверила своим глазам – чернобородый с родимым пятном на щеке. Матрос, нетвердо стоявший на ногах, обшаривал карманы Ники.
– О, братва, глянь, у него кошелек имеется. А в кошельке-то что у нас? – Раскрыл портмоне и вытряхнул содержимое в снятую бескозырку, которую дал подержать одному из солдат. – Де-неж-ки, – его лицо исказила пьяная улыбка, – что вы, буржуи, – ткнул Ракелова револьвером в лицо, – из трудового народа вместе с кровью сосали.
– Та-ак, – вынул из бескозырки документы, – бумажки всякие ненужные, – скомкав, отбросил в сторону.
– Вы не имеете права, – с трудом шевеля разбитыми губами, проговорил Ракелов.
– Спорить будешь, гнида буржуйская? – Матрос, качнувшись, уперся револьвером ему в грудь. Ирина заметила на его руке татуировку – большой темный якорь, похожий на клешню. Жесткий голос внутри снова приказал: «Смотри и запоминай».
– Помнится, любезнейший, – ласково улыбнувшись, вмешался в разговор чернобородый, – на вокзале в Твери вы вполне соглашались с христианской идеей добровольно отдать ближнему рубаху. Теперь же, когда до дела дошло, отказываетесь пренебрегать материальным счастьем. Нехорошо, ой как нехорошо, – он укоризненно покачал головой.
– Я не собирался оказывать сопротивление и полез не за оружием, а… – растерянно пытался объяснить Ракелов.
– …а за хренометром, – загоготал матрос над собственной шуткой, с довольным выражением вытягивая из кармана Ракелова часы на цепочке, подаренные Ириной в день венчания.
– Похоже, золотые, – нерешительно, почти жалобно пробормотал молодой солдат.
– При социализме из золота отхожие места будут строить, понял? – Чернобородый, отобрав часы у матроса, с размаху швырнул их наземь. Часы разбились о камень, торчащий из-под шпалы.
Ирина, наблюдавшая за унизительной и страшной сценой, молила Бога только о том, чтобы эти нелюди отпустили Ники.
Ракелов вдруг распрямился.
– Да как вы смеете? – Его голос, до этого нерешительный и просящий, окреп.
Один из солдат, тот, что помоложе, мгновенно вскинул винтовку и, направив ему в живот, передернул затвор.
– Брось, Санек, не стреляй, маслинки для других дел сгодятся. Штыком ткнем разок – с него и хватит, – тихим голосом проговорил тот, что постарше, равнодушно глядя на Ракелова узкими, колючими глазами и поглаживая винтовку с примкнутым штыком короткими, будто обрубленными пальцами, на каждом из которых виднелась крупная татуировка в виде отдельной буквы. «САША», – успела прочитать Ирина.
Почувствовав, что через мгновение может случиться непоправимое, она выскочила из укрытия, подбежав к чернобородому, схватила за рукав куртки и принялась изо всех сил трясти его.