События вокруг разгона Учредительного Собрания, наглядно продемонстрировали всей стране отличие революционной власти от парламентской. Многие были очень впечатлены той легкостью, с которой революционные матросы решили вопрос с российским парламентом. Так поэт А.А. Блок, одобривший разгон Учредительного собрания, именно в эти дни стал «слышать музыку революции» и именно, под впечатлением от разгона «учредилки», написал свою знаменитую поэму «Двенадцать». Именно разгон Учредительного Собрания стал высшей точкой политического влияния революционных матросов на ситуацию в России.
Что касается Центробалта, то он в целом, поддержал роспуск Учредительного Собрания, приняв резолюцию о том, что Учредительное Собрание может быть «на некоторый срок терпимо в Петрограде в качестве докладчика о нуждах народа на местах», но только в случае, если оно утвердит «все завоевания Октябрьской революции и все декреты Народных Комиссаров, содержание и цели коих не идут вразрез с желанием крестьянства России».
При этом «ЦИК не должен допустить власти Учредительного Собрания в настоящем его буржуазном составе с примесью лакеев капитала, т. е. представителей от оборонческих партий». Резолюция Центробалта содержала и ряд указаний Совнаркому об учреждении внутренней областной автономии для всех губерний России и требование того, чтобы «все управление армией должно быть полностью сосредоточено в Центроармии, вместо кучки случайных обитателей Военного министерства, как и управление флотами должно быть всецело сосредоточено в Центрофлоте». Как мы видим, Центробалт, решив, что время матросской власти пришло окончательно, начал претендовать на то, чтобы быть не только выразителем интересов балтийских матросов, но и диктовать свое представление о государственном устройстве Совнаркому.
Что касается знаменитой фразы матроса А.Г. Железнякова, что «караул устал», то она давно стала нарицательной. Обычно данная фраза используется самыми различными политическими силами для обозначения крайней меры, в зависимости от их отношения к роспуску парламента, причем, как с позиции защиты парламента, так и с позиции защиты «уставшего караула» в понимании «уставшего народа». Радикальность понимания этой фразы заметно снизилась после событий в Москве 4 октября 1993 года. Рядом российских историков теперь она понимается примерно как «полувежливое предупреждение» о возможности применения силы.
Вот один из анекдотов на тему разгона Учредительного Собрания. Телефонный монолог начала 1918 года: «Барышня, барышня, дайте мне Петроград. Что значит, не отвечает?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Барышня, дайте Смольный. Что значит занято?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Немедленно дайте Смольный! Але, это Смольный? Дайте Владимира Ильича. Что значит – обедает?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Немедленно дайте Владимира Ильича! Але, Владимир Ильич? Это революционный матрос Железняк… Что значит – на хрен?…»
Но анекдот, он и сесть анекдот. На самом деле в начале 1918 года В.И. Ленин никогда не позволил бы себе так реагировать на звонок анархиста Железнякова. Как говорится, не та была ситуация… В целом отношения между матросами и большевиками после разгона Учредительного собрания сохранили свою напряженность. В.И. Ленин понимал, что матросский бандитизм следует, как можно скорее, остановить, иначе он неминуемо погубит новую власть. С другой стороны для открытой конфронтации с матросами у большевиков еще не было реальной силы. Поэтому им все время приходилось идти на компромиссы, пытаясь решать вопросы путем бесконечных переговоров и уступок.
Что касается матросов, то они искренне недоумевали, почему большевики так резко «разлюбили» флот, ведь мировую революцию куда удобней удобно нести на линкорах и крейсерах, чем на пехотных штыках!
Писатель А.Н. Толстой в знаменитой трилогии «Хождение по мукам», очень чутко уловил изменившееся мировоззрение революционных матросов. Если раньше, до февраля 1917 года все их могущество и хозяйство заключалось в нехитром матросском рундучке, то теперь оно увеличить до «вещи широкой, понятной морской душе» – всего мира».