Возможно, мне следовало предварительно поговорить с отцом и сказать ему, что его добрососедские жертвы ни к чему, что София скорее всего отправилась на встречу с мужчиной — тем мужчиной, с кем ей не следовало бы встречаться. Она запросто могла сейчас находиться в уютной теплой комнате, а мы из-за нее топали по сырому и холодному лесу. Я представила себе, как София бежит по тропе от своего унылого дома к Джонатану, своему любовнику. К мягкосердечному Джонатану, который, конечно же, смутится и впустит ее. У меня больно засосало под ложечкой при мысли о том, что София лежит в постели Джонатана, что она одержала победу, а я проиграла и что Джонатан теперь принадлежит ей.
Через некоторое время мы свернули к реке и пошли вдоль берега. В одном месте отец остановился, пробил каблуком тонкую корочку льда и зачерпнул воды, чтобы напиться. Он пил студеную воду маленькими глотками и как-то странно смотрел на меня.
— Не знаю, долго ли нам еще придется искать, Ланор, — сказал он. — Может, тебе лучше вернуться домой? Не место тут для девушки. Ты небось продрогла.
Я покачала головой:
— Нет-нет, отец. Мне бы хотелось еще немного побыть тут…
Я знала, что не смогу сидеть дома и ждать вестей. Я понимала, что сойду с ума или, утратив всякое достоинство, побегу к дому Джонатана, чтобы увидеть Софию. Я представляла себе ее — наглую победительницу. Наверное, никого я в жизни так не ненавидела, как ее в этот момент.
Первым ее увидел отец. Он шел первым и смотрел вперед, а мне оставалось только глядеть себе под ноги. Отец нашел тело Софии в затоне, у большой коряги, посреди осоки и диких лиан. Она лежала на воде лицом вниз, со всех сторон окруженная замерзшими стеблями камыша. Складки ее юбки и длинные распущенные волосы колыхались на поверхности воды. На берегу лежал аккуратно сложенный плащ.
— Отвернись, девочка моя, — сказал отец, обхватив меня за плечи.
А я не могла отвести взгляд от Софии.
Отец, громко крикнув, позвал на помощь остальных горожан, а я стояла как вкопанная и смотрела на труп Софии. На голос отца через лес пришли соседи. Двое мужчин вошли в ледяную воду и вытащили из камышей тело, которое уже начало покрываться корочкой льда. Мы расстелили на берегу плащ Софии и уложили ее на него. Промокшая одежда облепила ее ноги и грудь. Кожа у нее посинела. Глаза, на счастье, были закрыты.
Мужчины завернули тело в плащ и, сменяя друг друга, понесли утопленницу в город. Как на носилках. Я шла позади. У меня начали стучать зубы. Отец подошел ко мне и стал растирать мои озябшие руки, но толку не было, потому что я дрожала не от холода, а от страха. Я прижала руки к животу, боясь, что меня стошнит на глазах у отца. Видимо, щадя меня, мужчины не слишком много говорили о том, почему София покончила с собой. Они только договорились, что не скажут пастору Гилберту о том, что плащ София оставила на берегу. Ему не следовало знать, что это было самоубийство.
Когда мы с отцом добрались домой, я подбежала к очагу и встала так близко к огню, что у меня едва волосы не вспыхнули, но все равно дрожь не проходила.
— Не так близко, Ланор, — заботливо проговорила моя мать и помогла мне снять плащ с капюшоном. Она, видимо, боялась, что на него попадет вылетевший из очага уголек. А мне казалось, что я этого заслуживаю. «Пусть я сгорю, как ведьма, — думала я, — за то, что натворила».
Несколько часов спустя мать подошла ко мне, расправила плечи и сказала:
— Я иду к Гилбертам, чтобы помочь… сделать, что положено, с Софией. Думаю, тебе стоит пойти со мной. Пора тебе занять свое место среди женщин в нашем городе и поучиться кое-чему, что от тебя потребуется.
Я успела переодеться в теплую ночную сорочку и выпить кружку горячего сидра с ромом и теперь лежала у огня. Страх притупился, а с ним и желание кричать во всю глотку и признаваться в своем злодеянии, но я понимала: как только я снова увижу мертвое тело Софии, у меня может начаться истерика — на глазах у остальных горожанок.
Я приподнялась и пробормотала:
— Не могу… Мне нехорошо. Я все еще не согрелась.
Мать села рядом, приложила ладонь к моему лбу, потрогала шею.
— Ну, может быть, у тебя жар. — Она посмотрела на меня внимательно и недоверчиво, а потом встала и набросила на плечи теплый плащ. — Ладно, на этот раз, учитывая то, что тебе довелось пережить…
Мать умолкла, еще раз бросила взгляд на меня. Похоже, ее что-то смущало, но она молча выскользнула за дверь.