– Хорошо, – выпалил он, заметив, как участилось его дыхание, когда она стояла перед ним в нижнем белье и подвязках для чулок.
– Можешь привязать меня к кровати, если захочешь. – Она расстегнула бюстгальтер и отбросила его в сторону, к платью, обнажив пышные груди. – У меня нет выбора. Я полностью отдамся тебе. Ты сможешь делать со мной все, что захочешь. Сопротивляться не буду.
– Точно. – Теперь настала очередь чулок. Подвязка. – Так же, как и остальные. Они уже расплатились. Дерте звали одну из них, толстуху. Жеральдиной – другую.
Упали трусики, и она стояла перед ним в чем мать родила, Венера с золотисто-рыжими волосами, ради которой и согрешить не жалко. Ее глаза широко раскрылись от испуга, руки дрожали, не зная куда деться, стараясь снова и снова скрыть от него наготу.
Больше она ничего от него не скроет. Даже самую малость.
Леттке поднялся и тоже начал раздеваться, медленно и с наслаждением, не отпуская ее взгляда. Вполне возможно, она увидела торжествующую ухмылку на его лице, и вполне возможно, что это внушило ей страх.
– Я делаю это ради Урии, – хрипло прошептала она. – Делаю это, потому что люблю его. Потому что он любовь всей моей жизни. Ради него я иду на этот риск. И не знаю, сдержишь ли ты свое обещание. Даже не знаю, причинишь ли ты мне вред, останусь ли я в живых… Но Урия того стоит.
– Прекрасно.
Она слишком много болтает. На нем еще оставались трусы, когда он взял со стола веревки и банку и жестом велел ей подойти к кровати.
Пусть и нерешительно, она повиновалась. Так и быть. Леттке сорвал покрывало и подушки и, когда она легла перед ним на белоснежную простыню, ощутил исходящий от нее невероятный женственный аромат.
– Как мне лечь? – спросила, лежа на боку.
Он властно сделал вращательное движение рукой.
– На живот.
– Вот как, – покорно ответила она и перевернулась на живот. Послушно вытянула руки в стороны, чтобы он мог привязать их к спинке кровати.
Когда руки были связаны так, что она больше не могла пошевелить туловищем, взялся за ноги. Обвязал вокруг левой и правой лодыжки по куску веревки и закрепил их тугим узлом.
– С остальными, – задыхаясь, спросила она, – ты проделывал то же самое?
– Нет, – ответил он и вытянул ее левую ногу как можно дальше. – Я придумывал что-то свое для каждой. – Прикрепил другой конец веревки к ножке кровати.
– Это цель твоей жизни? Отомстить тем, кто был там в тот день?
Леттке ничего не сказал, но так сильно дернул ее за правую ногу, что она застонала. То, что она только что произнесла, пронзило его насквозь, как удар электрическим током, как будто каждое слово было под напряжением.
– Тебе не кажется, что это несколько…
– Прекрати! – крикнул он и ударил ее, ударил со всей силой, снова и снова, что только и слышались шлепки.
Придя в себя, он увидел, что она уткнулась головой в матрас и прикусила простыню. На ее белой коже постепенно исчезали отпечатки его рук.
– Извини, – услышал он ее бормотание. – Просто делай. Делай, что хочешь. Я все стерплю.
Леттке поднялся.
– Вот это я и хочу тебе посоветовать. – Ладонь горела, а рука болела так, словно
Не важно. Посмотрел на нее сверху, как она лежит, готовая ко всему, именно так, как он себе представлял. И это же замечательно, не так ли? Да, так и есть. И сейчас он получит удовольствие, черт подери.
Взял баночку с вазелином, открутил крышку, вытащил оттуда двумя пальцами внушительную порцию и шлепнул белую смазку между ее ягодицами, растер там, где она ему совсем скоро пригодится.
Она застонала, жалобно скуля. Видимо, испугалась того, что сейчас произойдет. Здорово. Именно так, как и должно быть.
Отложил банку в сторону, другой рукой снял трусы, растер остатки вазелина на свое дрожащее в ожидании мужское достоинство.
– У тебя есть, – прошептала Цецилия, – хоть кто-нибудь, кто готов сделать такое ради
– Заткнись!
Но несчастье уже произошло: его возбуждение схлынуло, сморщилось, и весь он словно превратился в маленького мальчика!
Этого не может быть. Такого с ним еще никогда не случалось! Если он и мог на что-то положиться, так это на то, что лучшая часть его тела всегда стояла как мачта, когда до нее доходило дело. Наоборот, женщины, с которыми ему доводилось сталкиваться, всегда удивлялись, как долго он держался, нередко скулили, потому что он долбил их до крови.
А теперь что?
Леттке закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Лишь временное замешательство. Это ничего не значит. Он ведь уже у цели! Она лежит перед ним, беззащитная, униженная, сломленная, готовая ко всему, что он с ней сделает! Совсем скоро она будет стонать, выть и скулить о пощаде…