Близкие к компании газеты начали пугать читателей возвращением тоталитаризма, объясняя, что неприкосновенность собственности Ходорковского является главной гарантией политической свободы. Значительная часть либеральных журналистов искренне разделяла эту точку зрения. Однако они заблуждались. Перефразируя слова известного публициста Акрама Муртазаева, пока олигархи воровали, государство стояло на шухере. Правовое государство не может гарантировать неприкосновенность награбленного, а демократия предполагает право народа большинством голосов пересмотреть итоги приватизации. Потому капитализм и авторитаризм в постсоветской России оказывались неразрывно связаны. А защита института частной собственности может сочетаться с совершенной незащищенностью отдельных собственников по отношению к власти.
Требованием олигархов являлась незыблемость итогов приватизации. Здесь команда президента Путина, как ни парадоксально, оказалась полностью солидарна с банкирами и нефтяными баронами. Полицейское государство для того и нужно, чтобы охранять власть собственников. Чем более сомнительны права собственности, тем более полицейским должно быть государство. Защищают бизнес в целом, а не какого-то отдельного бизнесмена, которым можно и пожертвовать. А защитники — бюрократия и силовые структуры — законно требуют своей доли и справедливо наказывают всякого, кто отказывается платить.
Готовясь к новому раунду реформ, власть вынуждена была вести войну на два фронта. С одной стороны, она наносила удары по недисциплинированным олигархам «старого призыва», не желавшим жить по законам правильного капитализма. С другой, по коммунистической оппозиции, у которой мог возникнуть соблазн воспользоваться растущим недовольством.
В свою очередь, в Думе лидеры Компартии РФ и руководство ЮКОСа начали сотрудничать между собой. Ходорковский планировал при поддержке коммунистов осуществить политическую реформу, которая ограничила бы власть президента и тем самым вывела бы его из-под удара. Понятно поэтому, что администрация не могла ждать до начала нового президентского срока. Еще до парламентских выборов 7 декабря 2003 г. Ходорковский оказался в тюрьме, а Коммунистическая партия была на этих выборах разгромлена, потеряв свое влияние в Думе.
Политическая логика, которой руководствовался Путин, на первых порах не вызывала возражений у большинства отечественной элиты. Отдельными личностями приходилось жертвовать ради укрепления власти корпораций. После ареста Ходорковского Российский союз промышленников и предпринимателей, немного поворчав, поддержал президента. И причиной был не страх перед репрессиями, а твердое понимание собственной выгоды. Точно так же спокойно отреагировал и иностранный капитал. Правительство подчеркнуто выводило его за рамки конфликта: как бы ни складывалась судьба отечественных бизнесменов, иностранные инвестиции считались священными и неприкосновенными. Легко догадаться, что это привело к резкому усилению позиций иностранцев на внутреннем рынке. Пример подал опальный (но все же по-прежнему передовой) ЮКОС, поставивший у руля компании иностранных менеджеров, которые оказались для Кремля куда удобнее отечественных. Урок был усвоен. Теперь любая корпорация стремилась найти иностранного компаньона: уступив ему долю собственности и контроля, она получала гарантии неприкосновенности.
В годы Ельцина олигархи воспринимали страну как свое охотничье угодье, всячески заботясь о том, чтобы не пустить туда более сильных иностранных хищников. Они активно грабили страну и вывозили капитал, но делали это по возможности самостоятельно. В этом, кстати, было существенное отличие России от соседних республик (например, от Казахстана, где так и не сложилась национальная буржуазия, а бюрократия напрямую обслуживала иностранных инвесторов). Напротив, российские олигархи ревностно защищали от иностранного присутствия банковский сектор, следили за тем, чтобы западные компании не отняли у них нефтяные, алмазные, рудные месторождения.
К началу XXI в., однако, ситуация изменилась. За годы экономического роста местный бизнес почувствовал себя увереннее, а потому уже готов был войти в долю с транснациональным капиталом, не боясь быть полностью поглощенным и вытесненным. С другой стороны, западные инвесторы и спекулянты готовы были воспользоваться открывавшимися в России возможностями — особенно ценными на фоне депрессии в Европе, неопределенности в экономике США и общего спада в капиталистической миросистеме.
Понятно, почему, несмотря на протесты опальных олигархов и жалобы интеллигенции на удушение демократии, иностранные инвестиции в Россию нисколько не сократились, а государственные мужи Запада воздерживались от серьезной критики Путина. Инвестиционный рейтинг России оставался стабильно высоким, спрос на ее ценные бумаги рос, иностранные спекулянты охотно покупали даже бумаги опальных компаний, твердо зная, что национализация им не угрожает.