Управляемый зной

Микроавтобусу службы охраны пришлось, наверное, серьезно постараться, чтобы далеко не отстать от «911-го». Но не родился еще на свете такой «Шевроле», который сможет угнаться за «Порше», пусть даже это будет не микроавтобус, а «Шевроле Корвет»[18]. Но и самому «Порше» пришлось не слишком торопиться, чтобы микроавтобус не потерял его из вида. А это для машины с таким характером сложно. Джон Джонс не знал адреса, как, скорее всего, не знал и названия городских улиц. Тем не менее, въехав в Кэртленд со стороны военной базы, он с перекрестка рассмотрел толпу перед домом профессора и сразу направился туда. И уже после того как Джон Джонс вышел из машины, на перекрестке появился микроавтобус. К удивлению Кошарски, он отстал совсем ненамного. И сразу, без раздумий вписался в поворот.

Джон Джонс, постукивая каблуками своих ковбойских сапог по деревянному крыльцу, вошел в дом, не дожидаясь, когда подъедут сотрудники ФБР. И сразу кивнул профессору:

– Ну что, вы готовы?

– Обстоятельства, вот видите, задерживают.

– Обстоятельства меня мало волнуют. Наша с вами задача носит государственный характер, и обстоятельства должны к нам приспосабливаться, а не мы к ним. Я выделил парням из ФБР пять минут, чтобы поговорить с вами. Они уже подъезжают. Но опоздали на минуту. Осталось четыре…

Джон Джонс говорил так решительно, что ни полицейский сержант, ни шериф не осмелились вставить хотя бы слово. А уж его слова о том, что он выделил сотрудникам ФБР только пять минут, вообще произвели сильнейшее впечатление.

Парни из ФБР и правда очень спешили. Скорее всего, Джон Джонс сумел и на них произвести должное впечатление, если не имел влияния более сильного, чем личная властная манера поведения. А Фил Кошарски предполагал, что он имел. Приехав в «лабораторию Филипса» быстро, после проходной, через которую не пропустили его машину, Джон Джонс начал действовать в спокойном ритме. Но обороты и давление постепенно наращивал. Теперь он вообще распоряжался ситуацией. И профессор Кошарски вдруг подумал, что другого случая посетить историческую родину у него может и не представиться и потому лучше подчиниться старшему агенту ЦРУ. Тем более выйти из подчинения профессор всегда может по собственной воле, потому что не любит сильного давления на себя.

Сотрудники охраны задали несколько общих вопросов, на которые Кошарски ответил, как отвечал уже полицейскому сержанту, и снова высказал свою версию случившегося.

– Все! – решительно заявил Джон Джонс. – Время вышло. Я забираю мистера Кошарски. Нас самолет ждет.

Профессор встал, взял свой подготовленный саквояж и первым двинулся к двери. На крыльце, уже на нижней ступеньке, Джон Джонс вдруг спросил профессора:

– А в каких отношениях вы были с покойным пастором?

– Это был мой единственный друг, – слегка растерянно ответил Кошарски, только сейчас сообразив, что со смертью пастора Коля он остался совсем-совсем одиноким человеком…

* * *

Все дальнейшее происходило так стремительно и менялось так часто, что Фил Кошарски, давно привыкнув к размеренному неторопливому лабораторному ритму, просто терялся. Джон Джонс посадил профессора к себе в машину. И он не ехал, он летел по дороге, словно бы самолет над дорогой. Благо еще, что дорога не изобиловала поворотами, иначе вписаться в поворот на такой скорости было бы очень сложно. Издали завидев машину, дежурный на КПП при въезде на летное поле базы загодя поднял шлагбаум. И Джонс пролетел мимо дежурного, словно и не заметив того. И на той же скорости, прекрасно, как оказалось, ориентируясь на территории аэродрома, проехал прямо к взлетной полосе, где стоял готовый к вылету небольшой транспортный самолет. Передав ключи от машины какому-то офицеру, Джонс чуть не силой потащил профессора в самолет.