Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Леонид Матвеич не сомневается в будущем всемогуществе человека. «Человечество, — говорит он Маре, — идет к тому, чтобы покорить все силы природы» (214). Именно это неизбежное всемогущество объясняет тот исступленный восторг, который вызывает у скромных рабочих из «Евразии» даже такое, как будто небольшое, достижение, как восстановление мотора броневика. Принадлежа к классу-спасителю и будучи движущей силой истории, рабочие и военные, как и другие пневматики, интуитивно чувствуют, что Земля вскоре перестанет быть «кладбищем» для мертвых и умирающих и превратится в свободный космический корабль, несущий всемогущую и бессмертную команду мужчин и женщин в бесконечный космос, свободный от оков времени. «Серебряный дракон» Революции и воскрешенный «танк-тигр» — конкретные и осязаемые знаки будущего повсеместного триумфа разума и его продукта, техники. Когда-нибудь вся Земля станет прекрасной машиной, находящейся под абсолютным контролем человечества, которое, в свою очередь, обретет машиноподобное совершенство и полный самоконтроль. Тогда станут реальностью предчувствия и дерзкие надежды мечтателей, такие как «безрассудное» (ибо индивидуалистическое) желание Раздеришина «победить кладбище» или видение «безумного Орлика» в раннем рассказе Огнева «Безумный Орлик» (1913). Орлик однажды «увидел», как «вздыбятся пласты земли, клочьями полетят кусты во все стороны» и «пошатнется крест» на могиле, в то время как лес «воспоет песню освобождения» (173). Победа над тюремщиком-смертью — конечная цель «связанного дела», начатого Революцией. Поиски «живой и мертвой воды» увенчаются успехом космических масштабов.

Глава 10 Николай Заболоцкий. «Столбцы» и «Торжество земледелия»

Н. А. Заболоцкого принято считать поэтом философского направления, проявлявшим особый интерес к натурфилософии[167]. К русским предшественникам Заболоцкого причисляют Ф. И. Тютчева с его шеллингианской концепцией одушевленной природы и склонного к созерцанию природы Е. А. Боратынского. Подобно последнему, Заболоцкий включал в круг авторов, с которыми ощущал духовное «избирательное сродство», И. В. Гёте, один из романов которого носит именно такое заглавие[168]; поэма Заболоцкого «Торжество земледелия» была названа «социалистическим продолжением «Фауста» [Македонов 1968: 141; Каверин 1980: 323]. Способствовали формированию творческой манеры и мысли Заболоцкого и такие поэты XX века, как футурист-утопист В. Хлебников.

«Новый мир» поэзии Заболоцкого имеет много параллелей с «Ладомиром» В. Хлебникова (1920) и другими его утопическими произведениями. Оба поэта опираются на Федорова, утверждавшего, что совместными усилиями человечества можно «убедить» слепую природу отказаться от «ненужного» явления смерти. И тот и другой рассматривают это явление как «классовое»: «Барышня Смерть» исчезнет, когда лицом к лицу столкнется с миром, где все привилегии сословного общества упразднены и где больше нет места паразитизму. В построенной на фольклоре пьесе Хлебникова «Ошибка смерти» (1915) Барышня Смерть с ее двенадцатью постоянными гостями собрались, как обычно, на вечеринку, но тут внезапно появляется тринадцатый гость, который, по оценке Барышни Смерти, «ужаснее, чем Разин» [Хлебников 1986: 427]. Этот народный революционер легко обводит вокруг пальца декадентствующую, самовлюбленную и развращенную госпожу Смерть с ее свитой из двенадцати гостей-«апостолов». Хитрый гость, не находя свободного стакана в «харчевне мертвецов», убеждает Смерть, чтобы она сняла свой череп и отдала ему как бокал для вина. «Потеряв голову», Смерть слепнет и умирает, а ее жертвы-гости возвращаются к жизни, в том числе актер, играющий Смерть, который, убедившись, что доиграл роль, «подымает голову» и произносит финальную реплику: «Здравствуйте, господа!» [Там же: 428] Смысл этой «карнавальной» пьесы (о «карнавальности» Хлебникова и других футуристов см. [Ldnnqvist 1979]) в том, что паразитической Смерти нет места в обществе, где все должны трудиться, чтобы оправдать свое существование, и где суеверный ужас перед ней утрачен.