Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Частым примером красоты в природе, причем красоты, основанной на нравственном чувстве, служат звезды на небе, особенно после изречения И. Канта о двух предметах, которые всегда наполняют его душу «трепетным благоговением»: «звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Соловьев, например, высоко ценил известные строки Гёте:

 Die Sterne die begehrt man nicht:
Man freut sich ihrer Pracht.
 (Звезд желать нельзя:
Можно только радоваться их великолепию)[64]

.

Соловьев, однако, также задает вопрос: отчего же, собственно, мы восхищаемся звездами, если они недосягаемы? Почему их красота нас «радует»?

Ответ, очевидно, состоит в том, что любое просветление материи — ее преображение светом — обещает и нам просветление нашей плоти если не физическим светом, то всепреображающим духом. Искрящийся алмаз, сверкающие звезды и другие формы материи, оживленные динамикой света, — все они внушают нам надежду и предчувствие будущего нашего спасения от темного распада смерти в темной земле. Любоваться «игрой» света в алмазе и радоваться сверканию звезд — это не бесполезное занятие, а, наоборот, сверхполезное, так как оно «обещает» нам, что слияние реального (realia) со сверхреальным (realiora) «воистину» совершится и именно человечеству предстоит задача завершить создание нетленной красоты путем такого соединения.

Радость, которую дарят наблюдателю сверкающие звезды, — это картина той красоты, которая воцарится на будущей сизигийной Земле и в сизигийном космосе. Красота, определяемая как просветление материальных форм, предполагает будущий насыщенный светоносными силами, бесконечно разнообразный и при этом абсолютно гармоничный мир, в котором просветляющий Дух добьется правильного расположения всех компонентов материи и, в результате этого, бессмертия. Как, однако, объяснить то, что безжизненный минерал алмаз так красив, между тем как многие одушевленные существа, явно представляющие «высшие» проявления эволюционного творчества, чрезвычайно уродливы, причем не исключая человека?

Нелинейность эволюционного процесса

Кажущуюся аномалию нелинейной эволюции красоты можно объяснить таким образом: чем дерзновеннее начинание, тем сильнее проявляются его еще не исправленные недостатки. Взаимопроникновение материи и света, создающее красоту, в органической сфере природы протекает более интимно и сложно, чем в неорганической, поскольку здесь речь идет уже не просто о проявлении световых эффектов, а об «искрах жизни». В органической сфере взаимопроникновение света и материи потребовало такого расхода энергии, что на этом этапе эволюции ее как бы не хватило еще и на создание красоты. Эстетика иногда несколько «отстает» в общем эволюционном процессе высших форм жизни. В нем бывает движение вспять; оно совершается не «магически» [ВС 6: 56], а через постепенное «оплодотворение» природы светом, которое завершается часто болезненными родами. Светоносное творчество внесло свои семена (искры света) во «чрево» природы, и она с болью и муками рожала медленно совершенствовавшихся существ. Несогласный со многими выводами Ч. Дарвина, Соловьев все же признает, что его теории об эволюции, независимо от намерения автора, продемонстрировали постепенное, но несомненное развитие жизненных форм в направлении все большей реализации идей свободы, полноты содержания и красоты. В последней сфере приходится пока мириться с нелинейностью развития. Поэтому не надо огорчаться из-за наличия в природе таких чрезвычайно уродливых организмов, как червь (который, однако, в отличие от красивого алмаза, имеет свободу движения), и даже из-за того, что ни одно животное «не может быть так отвратительно некрасиво, как очень безобразный человек» [ВС 6: 43]. Все же прекрасное женское тело превосходит красотой даже совокупную красоту прекрасного растения и красивого животного [ВС 6:60]. Красота идеальной женственности обещает, что совершенная красота человека однажды осуществится «в тлене нетленном».