Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Осознав все это, Матвей решает отыскать образ бога, который соответствовал бы реальной жизни. Эти поиски нового образа для безоговорочного поклонения не означают, по мнению Матвея, что традиционная религиозная символика должна быть упразднена. Матвей ценит красоту литургии, особенно литургическое пение, так же как его ценили его первый приемный отец Ларион и друг Лариона Мигун. Однако пришла пора «выстроить» из «народа-богоносца» (Достоевский) народ-богостроитель. Воскрешение прекрасного Христа будет подобно рождению Человека, а труд народа-богостроителя подобенродам, в результате которых

будет произведен на свет новый Христос. Когда сказанное в Евангелии будет правильно понято, Христос снова станет вдохновлять людей, которые больше не позволят церковникам обманывать себя ложными догмами. Перенеся «пастыря-брата» на небеса, тем же самым отнимая его от земли, Церковь ясно высказала и продолжает высказывать жажду власти и недоверие к людям. Но при всем желании властвовать, Церковь не способна создать образ общего для всех Бога — а это единственный верный способ завладеть умами и сердцами людей. Церковь безнадежно устарела; она все еще пребывает во временах Ветхого Завета. Похоже, она не сознает, что божественное «самодержавие» было сведено на нет божеством Нового Завета — богочеловеком Иисусом, братом всех людей. Этот демократический бог был убит и теперь должен быть не только воскрешен, но и дополнен материнским аспектом божественной сущности Святого Духа. Почитание этой женской ипостаси приведет к желанному синтезу диалектических противоположностей религии в эпоху Третьего Завета (как предполагает М. Брильд; см. выше). Не исключено, что Горький в этот период увлекался символистской образностью, включая представление о женственной сути Святого Духа.

Эра богостроительства, однако, еще не наступила, в частности из-за того, что авторитарная Церковь фактически уничтожила «живого человека» (338) на русской земле. Особенно незавидная участь постигла скоморохов и других «шутов божиих» (338), которые поддерживали традицию смеха, иронии и критических вопросов (то есть, с точки зрения православной церкви, «дьявольского» умствования). «Шуты божии» помогали народу отличать истинные жизненные идеалы от ложных. Провозгласив абсолютным властителем безжалостное и непривлекательное божество, Церковь создала мишень для насмешек непочтительных скоморохов и не без успеха внушила людям недоверие ко всякому «абсолютизму», в частности воздвигающему непреодолимые барьеры между сферами божественного и человеческого. По канонам старой веры Бог был всем, а человек ничем (это отмечал, в частности, Фейербах, а после него Ницше); парализующий эффект этой доктрины очевиден. Но подобная вера изжила себя. Настало время поддержать новое поколение непочтительных шутов, которые высмеяли бы напыщенного Бога-Отца, преуспевшего в фальшивых чудесах (подобных тому, что описано в начале повести) и иных мистификациях. Настало время восстановить в правах прекрасного Бога разума и любящего Сына своей Матери, близкого к человеку, вдохновляющего его на подвиг самому стать Богом. Этот Бог, поощряющий прекрасный идеал гармонического совершенства для всех на земле, стал бы «всеобъемлющим Богом земли» (342).

Церковь говорит не только о Боге, но, может быть даже чаще, и о дьяволе, поскольку это очень удобная выдумка. Являясь выражением непостижимого зла, дьявол создает атмосферу неуверенности и страха, побуждая людей обращаться к Церкви, в лоне которой только и можно обрести спасение от него. Изображение зла как иррациональной и могущественной силы, которой не умеет противостоять даже Бог, — такой же обман, как представление о дьяволе как о постоянном соблазнителе человека. Это хорошо понимает добрый и проницательный дьячок Ларион. По его мнению, зло происходит вовсе не от дьявола, так как он просто «образ злобы [человеческой], отражение духовной темноты» (227) и остаток «скотского» в человеке, отчего и рисуется «рогат и козлоног» (228). Короче говоря, нет никакого Князя тьмы, изо всех сил препятствующего созданию царства добра на земле. Нет и всеблагого Отца, обязанного заботиться о своем стаде. Не божье дело — устраивать жизнь человека; к этому выводу приходит со временем Матвей с помощью Лариона и Митуна (и Федоров согласился бы с ним в этом вопросе). Позаботиться о себе — это общее дело всего человечества. Человечество должно само заслужить свое спасение и вполне на это способно, поскольку никакое иррациональное зло ему не мешает. Для человечества настало время отвергнуть как ложное церковное божество с его парализующей властью, так и столь же фальшивый злой дух, якобы призванный препятствовать людским усилиям. Человечество должно создать собственного «прекрасного Бога», следуя вдохновляющему представлению о будущем идеальном Человечестве как о выстроенном Боге.

Смертное человечество