Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Безошибочный признак упадка царствования Ортруды – ослабление ее магических чар. Она, когда-то умевшая повелевать природой с помощью древней магии, теперь не в состоянии предотвратить извержение вулкана – это выясняется, когда она поднимается на его вершину, чтобы «уговорить» его не разрушать Острова. Она утратила свою волшебную силу, подобно тому как культура Островов потеряла свою созидательную мощь. Вместо победы ее ожидает смерть, не украшенная никакой романтикой, – наоборот, кончина Ортруды описывается в сугубо натуралистическом ключе. Ее прекрасное лицо, став восковым, искажается гримасами предсмертной агонии: «нижняя челюсть отпала и опять замкнулась с резким стуком зубов» (2: 386). Ее угасание сопровождается массовыми смертями вокруг, и вместо прежней красоты ее Островов мы видим лишь «страшные картины агонии задыхающегося города» (2: 381). Триумф слепой природы над красотой человеческого тела и достижениями культуры человечества, созданными в течение веков, – отнюдь не возвышенное зрелище. Декадентский культ «искусства для искусства», сменивший древний, жизнеутверждающий культ «красоты для жизни», породил хаос и уродство[109]. Ортруда оказывается недостойной возвышенной Liebestod[110], любовно-смертного экстаза, которым увенчалась легендарная жизнь королевы Изольды. Давно предав любовь, доводя иных из своих все чаще сменяющихся любовников до самоубийственного отчаяния и жертвуя «капли благородной крови» на алтарь своей безжалостной любви (2:269), Ортруда в конце концов умирает банальной и некрасивой смертью[111].

Замещение культуры цивилизацией неизбежно опошляет историю. Последняя перестает быть свершившимся мифом и становится банальной политикой. В псевдодемократической Европе политика, в свою очередь, сводится к изматывающей борьбе фракций. Историческая и политическая дезинтеграция накладывается на геофизическую эрозию Островов, еще больше отдаляющую их граждан друг от друга. В области политики Танкред организует тайный заговор с целью свергнуть Ортруду с престола. Каким бы номинальным ни было ее правление, оно все же мешает Танкреду осуществить его имперские планы, которые он безуспешно пытается маскировать высокопарно-патриотической риторикой.

Риторика, к которой прибегает Танкред, чтобы скрыть от Ортруды свои авантюрные планы, столь же высокопарна, сколь лицемерна. Так, он произносит речи о своем стремлении «освободить вечный Рим», объединив «латинские страны Старого и Нового света» (2:227) вместо того, чтобы начать колониальную войну без всяких «предисловий», как ему бы больше всего хотелось. Но за словами Танкреда не стоит габсбурговская объединяющая идея «Священной Римской Империи германской нации». Он заурядный авантюрист, желающий развязать войну ради рынков и экономических выгод. Танкред хочет сделать Острова такой же могущественной державой, как островные Англия и Япония – два «океанических» государства, которые, говоря словами Федорова, идут по пути разрушительной эксплуатации природы и проповедуют идеологию, чуждую «делу» [НФ 1: 211–214]. Планы Танкреда по завоеванию латинского мира заведомо несбыточны, но одних его замыслов достаточно, чтобы содействовать финансовой и политической коррупции, провоцировать интриги и вызвать братоубийственную гражданскую войну в королевстве Ортруды.

Танкред – политический дилетант, опереточный империалист. Более искусен в сфере политики лидер буржуазии премьер-министр Виктор Лорена. Он ведет хитрую, но не мудрую политику по принципу «разделяй и властвуй», которая приносит его классу краткосрочные выгоды, но не решает проблем, стоящих перед страной. Охраняя интересы буржуазии, он натравливает республиканских повстанцев на роялистов, однако такая тактика не может предотвратить ни революционных взрывов, ни извержений вулканов. Лицемерие – отличительный признак политики Лорены, зиждущейся на страхе перед новизной, выжидании и фальшивых компромиссах.

В цивилизованной Европе развита промышленность, следовательно, на Островах имеется и многочисленный пролетариат. Он эксплуатируется, но все же имеет своего представителя в парламенте. Лидер пролетариев – фанатичный и язвительный Филиппо Меччио[112]. Вместе с социалистической партией он постепенно обретает власть в среде пролетариата за счет своих союзников-анархистов, возглавляемых Бареттой. Выдающийся народный оратор Меччио вдохновляет массы, особенно женщин, зажигательным энтузиазмом и бескомпромиссной верой. Он мог бы стать освободителем Островов, но его партийная программа, провозглашающая единство рабочего класса и счастье для всех людей только этого сословия, вызывает сомнения. Вряд ли Меччио – социальный теург, избранный историей, и вот почему.