Упреждающий удар

Дальнейшая дорога была для меня сплошным мучением. По крайней мере, для меня, а как для Нади, не знаю. Вот ведь, еще в Бресте я почувствовал какие-то нездоровые флюиды собственного настроения, какое-то шестое чувство мне подсказывало, что не просто так нас встретит родная земля! И это предчувствие неладного, чего-то страшного, росло во мне с каждым новым километром, который мы оставляли за багажником нового «мерседеса» оно увеличивалось по мере нашего приближения к Москве. Не потому ли мы останавливались возле каждой заправки?

С огромной ненавистью я теперь вспоминав как в детстве съедал банку варенья за один раз, не имея в себе сил остановиться; как за один присест съедал все гостинцы, которые мама привозила мне в пионерский лагерь, как… а-а, к черту! Как на первых месяцах своей работы у Деда с трудом отучился от привычки выпивать полную бутылки воды за один вечер — бутылку, купленную с расчетом на долгое время. Все это, как я теперь понимал, привело к тому, что, начав тратить деньги лежащие в кейсе, я не смог остановиться и растратил их все. До копейки.

Почему Дед вышел из тюрьмы? Его выпустили под залог? Или как это называется?

Но как бы там ни было, теперь мне придется держать ответ. Как пить дать, придется. Черт бы побрал эту пословицу: если что-то отнять от кучи, куча меньше не станет! И хоть я полагал, что в кейсе еще что-то осталось, я не был в этом уверен. Перед Германией я был на седьмом небе от счастья, а после звонка из дорожного ресторана я очутился в седьмом круге ада.

Надя не чувствовала угрызений совести. После того, как я услышал голос Славика, она набрала какой-то номер. Она с кем-то говорила, но я не знал с кем. Мне, мягко говоря, было не до того.

Когда мы возвращались к машине, между нами возникло отчуждение — точно такое же, как когда-то, когда мы зимой впервые отправились на улицу Студеную-Студенческую искать Феню. Только теперь наши роли поменялись. Источником отчуждения стал я, а не Надя.

Молчаливые, мы приближались к Москве. Впрочем, молчал один я. Надя повторяла на разные лады:

— Ой, березки! Ой, травка! Я снова здесь! Я снова дома!

При этом она сияющими глазами смотрела по сторонам. А я мрачнел все больше и больше. Я намеренно снижал скорость, а Надя лезла ко мне обниматься:

— Не-ет, ты просто прелесть! — восхищалась она. — Ты останавливаешься, потому что опять хочешь меня, да?

Уж не знаю, как мы добрались до Москвы. Под вечер приближаемся к кольцевой дороге, я ловлю себя на мысли, что ищу взглядом огоньки Здания… и вдруг понимаю, что так, наверное, сходят с ума. И правда! Здание стоит не на этом шоссе.

Ладно, едем дальше. Начинается Москва Можайское шоссе, Кутузовский проспект. Дед живет на Смоленской набережной, я предусмотрительно решаю не ехать даже по Новому Арбату — от греха подальше.

Сворачиваю на Минскую, и тут в моей голове возникает новый вопрос: куда везти Надю? Она звонила дяде, стало быть, соскучилась?!

Елки-палки, стукнуло меня по голове, а ведь сказку пора заканчивать! Сказка не может длится вечно; жизнь не сказка; как там еще говорится на эту тему? Ее дом — это Клыково, подумал я, значит, придется везти ее домой.

Отдавать дядюшке. А потом хоть ты прямиком езжай на Смоленскую набережную и отдавайся в руки правосудия… пардон, что я говорю — в руки Деда.

Надин микрорайон был расположен совсем недалеко от Здания, но туда можно попасть и не со стороны кольцевой дороги, а из города — со стороны Медведково или Лианозово… Я со знанием дела свернул на Марфинскую.

Надя встрепенулась:

— Куда мы едем?

— Как куда? — удивился я. — К тебе. — И твердо добавил: — Я отвожу тебя, завтра ты позвонишь дяде, он придет к тебе, ты ему все расскажешь. Ты давно не видела дядю.

Надя не ответила. Я, искоса глянув на нее, заметил, что она сидела, ни жива ни мертва.

— Почему? — наконец спросила она. — С какой стати ты надумал отвезти меня в Клыковой Я надоела тебе?

Настал мой черед удивляться: что за дела?

— Нет, — четко и внятно сказал я. — Ты не надоела мне. Ни в коем случае!

— Тогда мы едем к нам, — вдруг решительно произнесла моя девушка. — Я месяц назад приняла решение и менять его не собираюсь!

— Вот как? — насмешливо спросил я.

— А почему ты думаешь, что я шучу? — с обидой в голосе отозвалась Надя. — Я уже позвонила… дяде. Из этого ресторана. У него неприятности, он уезжает!

И снова я промолчал, не смея верить в услышанное.

— Если я еще хоть раз появлюсь в Клыково, то лишь затем, чтобы забрать вещи! — добавила Надя. — Мне вообще не нужна эта квартира в Клыково! Название-то какое — Клы-ы-ыково! Ужас! — Она повернулась ко мне и положила руку мне на плечо: — Хочешь знать, о чем я говорила с ним из этой «Русской были»? Я его посылала! Очень далеко! — Надя сверкнула улыбкой: — Представляешь, он мне: «Я уезжаю, поехали вместе, я очень заботливый», а я ему: «Иди ты со своей заботливостью…»

Несколько секунд стояла тишина. Я молчал, привыкая к этой мысли. Но очень быстро привык и на первом же перекрестке сделал крутой разворот назад — на сто восемьдесят градусов. Так развернулся, что автомобиль стал как вкопанный.