Упреждение

Когда любовь поманит – следуйте ей, хотя пути ее тяжелы и круты.
И когда ее крылья обнимут вас – не сопротивляйтесь ей,
Хотя меч, спрятанный в крыльях, может поранить вас.
И когда она говорит с вами – верьте ей,
Хотя ее голос может разрушить ваши мечты,
Как северный ветер превращает в пустыню сады.
Потому что любовь и надевает корону на вашу голову,
Но она и распинает вас на кресте.
Любовь не дает ничего, кроме самой себя,
И не берет ничего, кроме самой себя.
Поэтому любовь не обладает ничем, но и ею нельзя обладать,
Ведь любви достаточно только любви.
Когда вы любите, вы не должны говорить:
«Бог находится в моем сердце»,
А скорее: «Я нахожусь в сердце Бога».
Поэтому, если вы любите, пусть у вашей любви будут такие желания:
Просыпаться на рассвете с окрыленным сердцем
И благодарить за еще один день любви;
Отдыхать в полуденный час, размышляя о любовном восторге;
Возвращаться домой вечером с радостью;
И засыпать с молитвой за свою возлюбленную в сердце
И с песней благодарности на губах».

Всё, мужики, а теперь сдавайте ваши «утки» и – спать!

7

Киев мы взяли. По старенькому телику, который висел на кронштейне в холле второго школьного этажа, все наши телеканалы показывали разбитый бомбежками Крещатик, гуманно нетронутые снарядами храмы Киево-Печерской лавры, наши танки на Майдане и церемонию подписания капитуляции вице-спикером Украинской Рады Юлией Тимошенко – она, единственная из высших руководителей Украины, не сбежала в Америку. Мы, все обитатели госпиталя, включая безногих на костылях и в инвалидных креслах, а также врачей, медсестер, санитарок (и даже кошки Лушки), всё утро сидели и стояли у этого телевизора, шумно обсуждая каждую мелочь и деталь всего, что видели на экране (например, седину явно постаревшей и коротко стриженной Тимошенко). А в полдень к нам поднялся полковник медслужбы Коногоров, начальник госпиталя, и объявил:

– Товарищи офицеры! Прошу внимания! Только что к нам прибыл начальник Политуправления Первого Украинского фронта генерал Леонтьев. – И повернулся к возникшему на лестнице невысокому седому генералу, знакомому всей стране по его телевыступлениям. – Товарищ генерал, весь персонал и лечащийся офицерский состав в сборе! Извините, «смирно» больным не могу объявить…

– Вольно, вольно… – добродушно улыбнулся генерал и обратился к нам: – Товарищи офицеры! От имени правительства, командования войсками Первого Украинского фронта и от себя лично поздравляю вас с великой победой!

– Ура-а!.. – не очень стройно ответил ему хор голосов.

– Объявляю приказ командующего фронтом. В ознаменование победоносного завершения войны все участники боевых сражений награждаются медалью «За победу над Украиной». От себя добавлю: в ближайшее время все получившие боевые ранения будут повышены в звании и отмечены боевыми орденами. Списки уже лежат на столе у командующего. А пока, однако, позвольте вручить вам медали. И не беспокойтесь, я вас сам обойду…

То есть, несмотря на генеральский мундир и погоны, Леонтьев всем своим видом и манерами демонстрировал штатский демократизм. В сопровождении ординарца с тяжелой коробкой медалей он стал обходить всех нас, спрашивал фамилию и звание, доставал из коробки очередную новенькую медаль, вручал (а не прикалывал, поскольку мы все были не в форме, а в больничных халатах) и каждому жал руку, говоря: «Поздравляю!», а в ответ выслушивал четкое: «Служу России!»

Когда очередь дошла до меня, он, услышав мою фамилию, переспросил:

– Пашин? Вы Антон Пашин?

– Так точно, товарищ генерал.

– Радио «Вперед, за Родину!»? – уточнил он на всякий случай.

– Так точно, товарищ генерал.

– Так вы живы? Мы же вас потеряли! – Он повернулся к начальнику госпиталя: – Почему нам не сообщили, что Пашин у вас?

– Очень много раненых, товарищ генерал, – начал оправдываться полковник Коногоров. – Мы не успеваем…

– Понятно, – перебил Леонтьев. – И как он? Выздоравливает?

– Уже, товарищ генерал. Готовим на выписку.

Леонтьев повернулся ко мне:

– А что у вас? Какое ранение?

– Пулевое в ногу, – за меня поспешил Коногоров. – Была гангрена, но мы справились.