«Упрямец» и другие рассказы

— А когда он придет? — сбивает меня с толку своими вопросами мальчик, мешая сказку с действительностью.

— Придет… Слушай дальше, — обхожу я опасные вопросы. — Борода у него белая-белая, но он еще совсем не дряхлый! Он очень, очень сильный, не устает от длинной дороги.

— А чурбан в подвале он может расколоть?

— Ага! — восклицаю я, и сам уже верю своей сказке. — Дед-мороз сильнее Крали Марко. Как схватит топор, как ударит: рраз!.. И чурбан разлетится в щепки.

Мне так хочется, чтобы дед-мороз пришел и разрубил ненавистный чурбан, что я невольно приподнимаюсь и смотрю в окошко. Но стекла так затянуты ледяными цветами, что улицы совсем-совсем не видно. И я быстро прячусь обратно под одеяло, в тепло.

— Как только дед-мороз расколет чурбан, мы соберем щепки и затопим печку…

— Докрасна! — приказывает малыш.

— Да, докрасна. Мы будем есть теплые булки и и брынзу. И чай себе скипятим.

Я понимаю, что сказка помогает мне занять братишку, и не хочу останавливаться. Но история деда-мороза скоро кончается. Мой мозг пылает от напряжения, и я продолжаю…

Это уже не последовательный рассказ, а отрывки из чужих сказок, переделанные, приспособленные к нашим мечтам о тепле и пище.

Рассказик про орла в швейцарских горах, который схватил и унес к себе в гнездо маленького ребенка, я переиначил на свой лад.

Орел был очень добрый. Раз он летел и увидел сверху замерзшего мальчика. Он спустился вниз и сел рядом с ним на землю. Малыш примостился между его крыльями, и орел отнес его в жаркие страны, к босоногим негритятам. Песок там был такой горячий, что негритята подпрыгивали и кривлялись, как обезьянки на пальмах. А пальмы были усыпаны сладкими финиками. Если какой-нибудь мальчик хотел поесть фиников, он швырял в обезьянок камнями. Обезьянки сердились, но на ветках камней не было; они рвали сладкие финики и бросали их в мальчика.

— Бате, — шептал мне тихонько братишка, — я хочу в жаркие страны. Скажи орлу, чтобы он прилетел…

Мой маленький слушатель счастливо улыбался с мокрыми еще от слез щечками.

Он, наверное, уже бежал босиком по горячему песку и собирал сладкие финики, которые обезьяны бросали с деревьев.

Ах, этот добрый орел из моей детской сказки, пожалевший голодного, продрогшего малыша!

…Что еще я рассказывал и как я это рассказывал — я уже не помню; но я говорил без умолку, пока совсем не стемнело, и все мои фантазии были полны тепла и лакомств.

Так мы дождались возвращения мамы. Она, наверное, заняла у кого-нибудь денег, потому что купила или выпросила в долг три пакетика — с салом, манкой и сахаром.

Сын соседа-бакалейщика нес за ней в мешке немножко сухих расколотых дров. Дровам мы обрадовались больше, чем пакетам с продуктами.

Немного погодя печка раскалилась докрасна. Сало на сковородке зашипело, халва из манки начала поджариваться.

Халва была очень вкусная. Мама сидела рядом с нами и тоже ела халву, но почему глаза ее были полны слез?

1934

Перевод В. Бородич.

СКАЗКА

— Когда рождество, мамочка?

— Завтра, маленький.

— Папа опять не приедет?

— Не приедет.

— А ты говорила, что он приедет на рождество?

— Молчи, детка, не спрашивай… Молчи, у мамы голова болит.

Мальчуган умолкает и вслушивается в завывание ветра. В комнате темно. Только яркие отблески огня, выпрыгнув из печной дверцы, забавно приплясывают на стене.

— Мамочка, а ветер может плакать?

— Молчи, я сказала! Не спрашивай меня сейчас ни о чем!

Мальчик опять умолкает. Он не понимает, почему отец не приедет, хочет спросить, но у мамочки болит голова, а он мальчик послушный.

На комоде тикают часы. Ребенок прислушивается. Красные отблески хотят прыгнуть на него, поджечь кровать. Ребенок прижимается к матери. Просунув ручонки, обнимает ее за шею. Отчего это у мамы мокрая щека?

— Мамочка, расскажи мне сказку.

— Нет, маленький… Не хочется… Забыла я все сказки.

— А я хочу! Придумай мне новую сказочку. Ты умеешь придумывать. Помнишь, когда…

— Не надо, маленький.

Но мальчугану хочется послушать сказку. Он боится злых язычков пламени, боится темноты, ветра, а так он будет слушать-слушать и заснет.

Мать понимает своего малыша, старается вспомнить какую-нибудь сказку, и не может. То ли слезы мешают, то ли не в силах отогнать свои мысли? И тогда она начинает рассказывать о том, о чем думает:

— Жил-был… нет, был когда-то на свете один город. Не город, а маленький городок. Такой маленький, что если ночью шел снег, то к утру весь городок заметало. Только дымок из труб виднелся издалека. В самом маленьком домике этого города жили мама с папой. Жили они счастливо. Был у них маленький мальчик с розовыми щечками. Этот мальчик очень любил сказки.

— Как я, мамочка?