И в соседнем отделении было чисто, но все стены были испещрены антигосударственными надписями:
«Смерть гитлеризму!»
«Долой убийц!»
«Фашистских агентов — на виселицу!»
А под надписями — нарисована виселица. На виселице — толстый немец со свастикой на рукаве.
Директор стоял пораженный, испытывая такое чувство, словно вселенная рухнула у него на глазах: во вверенном ему учреждении нападают, да еще так открыто и грубо, на прекрасную Германию!
— Господи, помилуй! — перекрестился он и, побледнев, покинул зловещее место.
Настали дни жестоких ограничений для чиновников, низших служащих и посетителей. В толстую книгу приказов господин директор вписал свой самый смелый приказ:
«Ввиду нарушения чистоты и порядка приказываю закрыть отхожее место на неопределенное время. Вверенным мне чиновникам и техническому персоналу предписываю проникнуться высокопатриотической обязанностью изловить пачкунов. Виновных в порче стен доставить в мой кабинет, предварительно вызвав полицию из четвертого участка».
Так, впервые за всю свою долгую служебную жизнь господин директор вступил в открытую политическую борьбу с грубыми антигосударственными элементами.
Вызваны были маляры. Купили самой чистой белой извести. Каждую стену промазали по пять раз. Оба отделения засверкали.
Прошел день, прошло два дня…
Заглянув на третий день утром в общее отделение, господин директор схватился за дверь, чтобы не упасть: на белых стенах новые черные надписи выступили еще ярче:
«Гитлеровских убийц на виселицу!»
«Фашизм — чума человечества!»
А один шутник еще и приписал на самом видном месте:
«Спасибо дирекции за расчистку места для надписей».
По движению директорских губ подчиненные догадались, что он хочет им что-то сказать. Подошли поближе, вытянули шеи, подставили уши.
— Маляров!… Маляров!.. — шептал обессиленный их начальник.
На этот раз он сам проверил густоту и цвет краски. Под его личным руководством отделение выкрасили все до потолка. Правда, нигде в Германии подобное место не красилось черной краской, но что же делать? Народу с черной душой — черную краску!
Он успокоился.
Снова стал бодро расхаживать по учреждению.
Слышали даже, как он насвистывает…
На следующее утро, просто так — лишь для того, чтобы порадоваться еще раз на дело рук своих, он снова заглянул в черное отделение. Но вдруг кто-то словно толкнул его оттуда. Он качнулся, хотел схватиться за дверь, но дверь подалась внутрь, и не успели подчиненные подхватить господина директора, как он плашмя рухнул на мокрый цементный пол.
Заглянули в отделение, чтоб посмотреть, уж не ударил ли кто и в самом деле их директора, но там было пусто.
Люди простые, необразованные, служащие не поняли, что причиной удара послужили широкие и глубокие царапины воинственных политических надписей. Кто-то нанес их на все три стены большим гвоздем:
«Смерть германским агентам в Болгарии!»
Вместо одной виселицы стало три.
Директора отнесли в его кабинет, смочили водой виски, даже белую бородку забрызгали, пытаясь влить несколько капель в рот.
Но старик не пришел в себя.
Вызвали такси и отвезли его домой.
Сколько забот, сколько докторов, даже представитель министерства приходил — ничто не помогло. Порой сознание словно бы возвращалось к нему, но когда близкие наклонялись, пытаясь услышать, что ом скажет, — им удавалось уловить лишь одно-единственное слово:
— Варвары… варвары…
Черные стрелки часов в кафе лениво ползли к половине шестого. Прозвучало два напевных сонных удара.
Коста, официант постарше, вот уже двадцать лет обслуживавший круглые мраморные столики внутреннего отделения, был очень удивлен, обнаружив, что стул у крайнего столика за часами еще пуст. Посмотрел еще раз на стрелки часов, выглянул через витрину на улицу — никого.
— Что это сегодня с господином директором? — спросил он своего товарища Ивана.
— Наверное, случилось что-нибудь, — небрежно отозвался тот, и оба посмотрели на свободный стул, на который уже не суждено было опуститься господину бывшему заместителю начальника, господину бывшему начальнику, господину бывшему главному инспектору, господину бывшему директору — неразумному грибу-паразиту, столь неосторожно увлекшемуся борьбой с антифашистскими элементами, утратившему равновесие и отвалившемуся от своего ствола, не успев кануть в пенсионную лету.
БИОГРАФИЯ
Начались бомбардировки, город опустел.