Я осветил лестницу, и мой сосед ринулся со всех ног успокаивать своего песика и своих ангорских кошек.
Да, не только бомбы могут убить человека.
СТРАШНАЯ ВЕСТЬ
В ту зиму я работал на мельнице близ села Б. Подводы с зерном нескончаемыми вереницами тянулись к нам из окрестных деревень, так что наш газогенератор пыхтел безостановочно день и ночь.
Я только-только заступил на ночную смену — всю ночь мне предстояло таскать по железной лестнице ящики с древесным углем и наполнять глотку этому пышущему, ненасытному чудищу, — когда меня позвали в контору: звонят, мол, по телефону, из города.
На том конце провода мой младший брат.
— Алло!.. Алло!.. Это ты?
— Я!.. Я! — кричу что есть силы в ответ. — Говори, в чем дело!
— Горестное известие… Знаешь, умер… Ленин.
— Алло!.. Говори громче!
— Ленин! Умер Ленин!.. Ильич!.. Владимир Ильич Ленин!.. Ты меня слышишь? Алло! Алло!
Кровь отхлынула от сердца, перехватило горло, отнялся язык, в ушах звон, глаза заволокло… Какая-то тьма надвинулась вдруг, поглотила комнату, приглушила все звуки…
— Алло! Алло!.. — тихонько потрескивала в трубке мембрана. — Отвечай же! Ты меня понял?
— Понял…
Никогда еще у меня так не разламывалась голова — даже когда случалось надышаться возле генератора чадом непрогоревшего угля. Еле волоча ноги, я поплелся к столовой — несчастный, жалкий, вмиг осиротевший, будто заблудившийся в ночи.
Механик ужинал.
— Мито!
Мито встревожился: уж очень он любил свою машину.
— Поломка, что ли? Опять какая-нибудь беда?
— Беда, Мито, беда… — невольно повторил я за ним. Слезы душили меня. — Знаешь… умер Ленин!.. Владимир Ильич Ленин!
— Что-о? — закричал он и так рванулся вперед, что сдвинул с места тяжелый стол, и суп выплеснулся из тарелки. Выпачканное в машинном масле лицо механика сморщилось, губы искривились, обнажив крепко стиснутые от боли зубы.
— Правду говоришь, сынок? — тихо произнес он.
— Правду, Мито… Умер… Мне братишка только что позвонил из города.
Мито поднялся, отшвырнул в сторону стул и, низко опустив голову, пошел к мельнице.
Я поплелся за ним.
Он вошел в машинное отделение, взял в углу железный лом, цепью прикрепил его к баллону со сжатым воздухом, с помощью которого мы запускали мотор.
Охрипшая от ежедневного воя, загудела в туманной ночи сирена.
Тогда произошло то, что прежде показалось бы мне невозможным: хмурый, молчаливый человек, которого все побаивались, который даже не охнул, когда мельничным жерновом отдавило ему два пальца на левой руке — заплакал… Он плакал не отворачиваясь, не пряча лица. Такой же черный и твердый, как его машина, он стоял, стиснув зубы, и слезы, стекая по впалым щекам на кожаную куртку, падали на замасленный пол.
Плакал и я.
Неожиданно Мито подошел к генератору и быстрым движением завернул кран, который питал мотор газом.
Мотор захлебнулся, беспомощно потарахтел еще немного и заглох. Мельница смолкла.
Первым примчался хозяин — разбогатевший за годы войны перекупщик скота. Сзади толпились крестьяне, привезшие зерно для помола.
— В чем дело? — раскричался хозяин. — Почему ремни не сняли, а мотор выключили?
— Сегодня работать не будем! — процедил сквозь зубы Мито, даже не взглянув на него.
— Почему?
— Потому что пришло известие: умер Ленин… Владимир Ильич Ленин…
— Ну и что ж, что умер?
Взгляд механика точно электрической искрой ожег красную, раскормленную физиономию хозяина.
— Тебе говорят: умер Ленин, самый великий человек на земле!
Хозяин начинал выходить из себя.
— Ну хорошо, хорошо, я понял. Но с какой стати нам-то прекращать работу? А ну, заводи мотор, черт бы вас всех побрал в самом деле! Вы, наверно, повредили жернова!
— Катись отсюда, скотина! — вспыхнул Мито и, бросившись к верстаку, схватил молоток. — Вон! Покуда я не отправил тебя ко всем чертям!
Крестьяне подались назад. Жирная физиономия хозяина побелела.
— Да постой, постой… Видали?! Еще чего!.. Молотком, а?
Злые огоньки в глазах Мито погасли.
— Слушай, Вылко, добром прошу: уйди! Не в себе я… Тебе не понять, что для нас значит Ленин… Сказано: сегодня работать не будем. И все тут. Уйди, говорят…
Слова простые и ясные, полные неотразимой силы. Эта сила одолела, смирила грубую душу барышника.
— Чертова голытьба! — махнул хозяин рукой и, растолкав крестьян, ушел: нелегко об эту пору сыскать работника, да и вряд ли найдешь другого такого, как Мито — и механик, и мельничное дело знает.
— И вы идите, друзья, — обратился Мито к крестьянам. — Идите на мельницу. Я сейчас приду, устроим собрание. Расскажу вам, кто такой был Ленин и почему мы сегодня не будем работать!
Потом обернулся ко мне и добавил:
— Гаси топку!
Крестьяне ушли. Мито постоял-постоял, провел рукой по лбу, потом подошел к окошку и долго глядел во тьму, устремив взгляд туда, на север.
Сирена сотрясала тишину ночи могучим ревом, будто хотела излить боль миллионов тружеников земного шара, бессильных вернуть жизнь своему вождю.
В АРЕСТАНТСКОЙ