Упрямец Керабан

— А! Бруно худеет! — ухмыльнулся Керабан, даже не оборачиваясь к злосчастному слуге, который неверной рукой лихорадочно показывал на одежду, болтающуюся на его исхудалом теле.

— Вот почему, друг Керабан, — продолжил ван Миттен, — я прошу вас не слишком на нас сердиться, если мы останемся в поселке Атина, откуда доберемся до Европы при более благоприятных условиях. Я вам повторяю, что мы снова встретимся в Константинополе… или, вернее, в Скутари, да… в Скутари. И я не заставлю ждать себя к свадьбе моего молодого друга Ахмета!

Ван Миттен сказал все что хотел и теперь ждал ответа господина Керабана. Будет ли он просто согласен на столь естественна просьбу или выразит гневный протест?

Голландец склонил голову, не осмеливаясь взглянуть в глаза своему страшному спутнику.

— Ван Миттен, — ответил Керабан тоном более спокойным, чем можно было ожидать. — Вы легко можете понять, что ваше предложение могло бы удивить меня и даже вызвать…

— Друг Керабан!.. — воскликнул ван Миттен, который при этих словах подумал о неминуемой буре.

— Дайте мне, пожалуйста, закончить! — сказал Керабан. — Вам легко догадаться, что я не могу без истинного огорчения посмотреть на такое расставание. Добавлю даже, что никак не ожидал подобного со стороны корреспондента, связанного со мной тридцатилетним сотрудничеством…

— Керабан! — заволновался ван Миттен.

— Во имя Аллаха! Дайте мне закончить! — воскликнул Керабан, который уже едва сдерживался. — Но вы свободны, ван Миттен! Вы ни мой родственник, ни мой слуга! Только мой друг, а друг может себе позволить все, даже порвать узы старой дружбы!

— Керабан!.. мой дорогой Керабан… — взмолился ван Миттен, очень взволнованный упреком.

— Так что вы останетесь в Атине, если вам угодно остаться в Атине, или даже в Трапезунде, если вам угодно остаться в Трапезунде!

После этого господин Керабан откинулся в своем углу, как человек, рядом с которым нет никого, кроме безразличных ему посторонних людей, лишь случайно ставших попутчиками в дороге.

В общем, если Бруно был восхищен оборотом, который приняло дело, то ван Миттен остался крайне расстроенным оттого, что причинил своему другу такое огорчение. Но в конце концов его план удался, и он не собирался брать назад свое предложение, хотя мысль об этом, возможно, у него и промелькнула. Впрочем, Бруно был рядом.

Оставался еще вопрос денег, необходимость занять нужную сумму, чтобы быть в состоянии прожить некоторое время в этой стране и закончить путешествие в других условиях. Но это уже не составляло трудности. Значительная часть состояния ван Миттена в Роттердаме в ближайшее время будет переведена в Константинопольский банк, и господин Керабан легко сможет возместить данную взаймы сумму по чеку, который ему выдал бы голландец.

— Друг Керабан! — обратился ван Миттен после нескольких минут молчания, никем не прерванное.

— Что еще, сударь? — спросил Керабан, как если бы он отвечал очень докучливому человеку.

— Прибыв в Атину… — продолжал ван Миттен, которого слово «сударь» поразило прямо в сердце.

— Прибыв в Атину, мы разделимся. Это уже условлено!

— Да, без сомнения… Керабан!

Он не осмелился сказать «друг мой Керабан».

— Да… без сомнения… Поэтому я попрошу вас предоставить мне некоторую сумму денег…

— Денег! Каких денег?

— Небольшую сумму… которую вы возместите себе… в Константинопольском банке.

— Небольшую сумму?

— Вы знаете, что я отправился почти без денег. И, поскольку вы великодушно взяли на себя расходы по этому путешествию…

— Эти расходы касаются только меня!

— Пусть так… Я не хочу спорить.

— Я не позволил бы вам израсходовать ни одной лиры, — отрубил Керабан, — ни одной!

— Я вам очень признателен за это, — сказал ван Миттен, — но сегодня у меня не остается ни одного пара, и я буду весьма признателен…

— У меня нет денег взаймы, — сухо ответил Керабан. — Едва хватит на то, чтобы закончить это путешествие.

— Все же… вы, конечно, дадите мне?

— Ничего, я вам говорю!

— Как? — воскликнул Бруно.

— Бруно позволяет себе говорить, мне кажется! — сказал Керабан голосом, полным угрозы.

— Несомненно, — ответил слуга.

— Молчи, Бруно, — сказал ван Миттен, который не хотел, чтобы это вмешательство ожесточило спор.

Слуга замолчал.

— Мой дорогой Керабан, — снова заговорил ван Миттен. — Речь, в конце концов, идет об относительно небольшой сумме, которая позволит мне прожить несколько дней в Трапезунде…

— Небольшой тоже нет, сударь, — прервал собеседника Керабан, — не ждите от меня абсолютно ничего!

— Тысячи пиастров хватило бы!

— Ни тысячи, ни ста, ни десяти, ни одною! — отвечал Керабан, все более закипая.

— Как? Ничего?

— Ничего!

— Но тогда…

— Тогда вам остается только продолжать поездку с нами, господин ван Миттен. Вы не будете испытывать недостатка ни в чем! Но предоставить вам пиастр, пара, полпара, чтобы дать возможность разгуливать, как вам понравится… никогда!

— Никогда?

— Никогда!

Тон, которым это «никогда» было произнесено, окончательно убедил ван Миттена и даже Бруно, что решение упрямца бесповоротно. Если он сказал «нет», значит, это десять раз «нет»!