Упрямец Керабан

Освободить его было необходимо до прибытия крейсера, который должен был увезти главаря туарегов в Тунис; и вот сегодня этот крейсер, обогнув мыс Бон, бросил якорь в габесском порту. Стало быть, медлить Харригу больше нельзя. Побег должен состояться этой ночью – утром будет слишком поздно. На рассвете Хаджара отведут на корабль, и вырвать его из рук военных властей не удастся. Но от Харрига не было известий.

За драку наказание полагается легкое, и срок заключения Харрига истек накануне; товарищи с нетерпением ожидали его, но он все еще оставался в крепости. Неужели ему добавили срок за какое-то нарушение тюремного режима? Маловероятно. Ахмет и Хореб не знали, что и думать, но, так или иначе, было необходимо, чтобы двери тюрьмы распахнули перед Харригом до наступления ночи. Тут-то и пришел на помощь левантинец – он был знаком с начальником тюремной охраны. В часы досуга тот охотно посиживал в его кабачке. Левантинец решил немедленно поговорить с ним и, едва сгустились сумерки, направился к крепости.

Но этот разговор был уже ни к чему, а после побега мог навести на подозрения: когда хозяин таверны приближался к тюремным воротам, на дорожке показался человек.

Это был Харриг; он сразу узнал левантинца. Они были одни; никто не мог увидеть их или услышать, и вряд ли за ними стали бы следить: ведь Харриг не бежал, а вполне законно вышел на свободу.

– Что Хаджар? – первым делом спросил левантинец.

– Я все ему сказал, – ответил Харриг.

– Сегодня ночью?..

– Да. А где Сохар? И Ахмет и Хореб?

– Ты их скоро увидишь.

И действительно, десять минут спустя Харриг встретился со своими товарищами в полутемном зальчике таверны. Один из туарегов – в качестве дополнительной меры предосторожности вышел на улицу, чтобы наблюдать за дорогой.

Только через час старая Джамма и ее сын в сопровождении Хореба вошли в таверну.

Едва мать и сын переступили порог таверны, Сохар спросил Харрига:

– Что мой брат?

– Мой сын? – подхватила старая женщина.

– Хаджар все знает, – ответил Харриг. – Когда я выходил из крепости, мы услышали пушечный выстрел с «Шанзи». Хаджару известно, что завтра утром его увезут; сегодня ночью он попытается бежать…

– Если он замешкается, – вздохнул Ахмет, – то через двенадцать часов будет поздно.

– А если побег не удастся? – глухо произнесла Джамма.

– Удастся, – решительно заявил Харриг, – с нашей помощью…

– Как же мы ему поможем? – спросил Сохар.

Вот что рассказал в ответ Харриг.

Камера Хаджара расположена в углу крепости, в той части куртины[37], что смотрит на залив. К ней примыкает крошечный дворик, куда узнику разрешено выходить: он окружен высокими каменными стенами, через которые не перебраться.

Но в углу дворика есть забранное железной решеткой отверстие сточной трубы, выходящей наружу футах в десяти над морем.

В один прекрасный день Хаджар заметил, что решетка вся разъедена ржавчиной – видно, сказалось влияние соленого воздуха. Ночью ее нетрудно будет выломать и добраться по трубе до внешнего отверстия.

Однако как быть дальше? Сможет ли Хаджар, бросившись в море, обогнуть угол бастиона и доплыть до ближайшего берега? Хватит ли у него сил бороться с течением, которое будет неумолимо сносить его в открытое море?

Предводителю туарегов не исполнилось еще сорока лет. Сильный человек высокого роста, с белой кожей, опаленной знойным африканским солнцем. Худой, но мускулистый, привыкший ко всевозможным физическим упражнениям. Несомненно, ему была суждена долгая полнокровная жизнь; к тому же умеренность представителей его народа в еде и питье и здоровая пища – фиги[38], финики[39], виноград, молоко – делают их крепкими и выносливыми.

Не случайно Хаджар приобрел огромное влияние среди кочевых племен Туата и Сахары, оттесненных теперь в южный Тунис, в край шоттов. Его отвага не уступала уму; эти качества он унаследовал от матери. И недаром в этих племенах женщина равна мужчине, а то и превосходит его. Так, сын раба и благородной женщины (читается благородным, обратное же невозможно. Оба сына Джаммы унаследовали ее неуемную энергию; как же иначе – ведь они были неразлучны с матерью все двадцать лет, с тех пор как она овдовела. Хаджар, весь в мать, вырос неутомимым борцом, у него, как и у нее, было красивое, тонкое лицо. Вид его впечатлял: черная бородка, горящие глаза, решительный и непреклонный взгляд. По одному звуку его голоса племена туарегов готовы были устремиться за ним на священную войну против чужеземцев.

Итак, Хаджар был в самом расцвете сил, но и ему не удалось бы бежать из крепости без помощи извне. Выломать решетку и проползти по трубе – это было еще не все. Хаджар хорошо знал залив – его мощные течения и слабые приливы, как и во всем бассейне Средиземного моря; он знал, что с течением не совладать даже самому искусному пловцу и что уж если понесет в открытое море, то ему вряд ли удастся выбраться на берег где-нибудь выше или ниже крепости.

Стало быть, за углом бастиона его должна была поджидать лодка.

Харриг закончил свой рассказ, и левантинец сказал просто:

– Моя лодка в вашем распоряжении.