Упрямый Галилей

В письме, врученном мне сегодня, – писал он, – я не нашел ничего достойного быть отмеченным, кроме следующих трех мест.

На первой странице говорится: «В Священном Писании… содержатся многие предложения, которые, взятые в буквальном смысле слова, кажутся ложными… (Che nella Scrittura Sacra si trovano molte propositioni false quando al nudo senso delle parole etc.)». Вышеприведенные слова, хотя бы они проистекали и из благонамеренного понимания, однако представляются плохо звучащими. Ибо нехорошо пользоваться словом «ложный», каким бы то ни было образом приписывая лживость Священному Писанию, ибо Писание обладает всецелой и непреложной истинностью.

То же и на второй странице, где говорится: «Священное Писание не воздержалось от того, чтобы извратить свои важнейшие догмы… (Non s’`e astenuta la Sacra Scrittura di pervertire de’suoi principalissimi dognii etc.)», ибо всегда слова «воздерживаться» и «извращать» понимаются в дурном смысле (мы воздерживаемся от зла, а извращается тот, кто из праведного становится неправедным), и эти слова дурно звучат, когда они приписываются Священному Писанию.

Дурно звучащими кажутся также слова на четвертой странице: «Итак, положим, сделав пока уступку… (Posto adunque et conceduto per ora etc.)», ибо в этом предложении автор как будто хочет только в виде уступки допустить истинность содержащегося в тексте Священного Писания повествования о том, как Солнце было остановлено Иисусом [Навином], хотя, как показывает последующее изложение, эти слова проистекают из благонамеренного понимания.

В остальном же, даже там, где употребляются ненадлежащие слова, [автор] все же не уклоняется от католического образа речи (a semitis tamen catholicae loquutionis non deviat)280.

Отметим также, что письмо Лорини посвящено не столько учению Коперника, сколько недопустимости произвольного толкования Библии, которое наносит вред авторитету и священного текста, и Святых Отцов, и Фомы Аквинского. Поэтому оно было тщательнейшим образом рассмотрено на заседании Конгрегации священной инквизиции в среду 25 февраля 1615 года, которое состоялось в резиденции кардинала Беллармино. Однако присутствующих смутило, что Лорини представил копию письма Галилея Кастелли, а потому было решено попросить архиепископа Флоренции раздобыть и переслать в Рим оригинал. Кроме того, кардинал Миллини отправил личное письмо архиепископу Пизы, где в то время жил Кастелли, с аналогичной просьбой281. (Для современного отечественного читателя хочу отметить два существенных обстоятельства, которые по ряду причин могут пройти мимо его внимания, – во-первых, юридическую щепетильность членов Конгрегации священной инквизиции, им непременно нужно было увидеть и изучить подлинник письма и только после этого выносить вердикт, но никак не наоборот, а во-вторых, независимость эксперта Священной канцелярии, который дал свое заключение без оглядки на какие-либо привходящие обстоятельства и мнения.)

Тем временем Каччини отправился в Рим хлопотать о повышении, а заодно через знакомого кардинала-инквизитора, доминиканца Агостино Галламини, обратился в инквизицию с просьбой предстать перед следователями, чтобы дать официальные показания против «галилеистов». А то совесть замучает.