ГЛАВА 4. ВОСПИТАЛИ НА СВОЮ ГОЛОВУ
– Ты только взгляни на этот нос! А ямочки?! Ямочки на щечках видел? – без конца восклицала новоиспеченная бабушка.
Андрей же вряд ли мог хоть что-то разглядеть, если и на ногах стоял с трудом. Грех было не отметить рождение, да еще и сына!
Вместо родительского инстинкта Лиза приобрела, как ей казалось, только послеродовую депрессию. Маленький Андрюша раздражал ее не только своим плачем, но и мирным сном в кроватке, одним только своим видом.
Клавдия Игоревна, наконец, расставшись с ощущениями необходимости невестки, начала осознавать, насколько сильно ее тяготит присутствие этой девушки в квартире.
– Нехозяйственная и к тому же грубиянка! Ни разу за ночь к сыну не подойдет! Кто должен этим заниматься? Я, между прочим, вся больная! Мне тяжело! Того и гляди не выдержу! Умру! Может, хоть тогда начнете ценить?! Где были твои глаза, сынок, когда женился на этой пустышке?! Ей вообще хоть что-то в этой жизни интересно? – не успокаивалась женщина.
Клавдия чувствовала, что та невидимая ниточка, так плотно связывающая их с сыном, лопнула. Она больше не понимала отпрыска, который больше не тянулся за ее обществом и не нуждался в советах. Единственное, к чему он теперь стремился, просматривалось на дне стакана. Но в этот раз женщина не манипулировала, а будто чувствовала предстоящее, как силы покидают ее.
Маленький Андрюша был беспокойным ребенком. Он совершенно не чувствовал себя защищенным, словно пытался своими криками привлечь то материнское тепло, которого ему так недоставало.
– Да когда же ты заткнешься?! – Лиза неторопливо поднялась с кровати и направилась в сторону сына.
Подойдя ближе, молодая мать обхватила пальцами его маленькие плечи и сжала их так, что вся ее ненависть, будто с разрядом тока, пронзила тело малыша.
– Заткни, свою, пасть! – прошипела в упор к крохотному личику женщина. И всхлипы действительно стали тише, словно он все понял и принял правила игры, участником которой невольно стал.
К тому времени, как Андрюша младший начал уже уверенно ходить, Клавдия Игоревна, напротив, совсем перестала вставать с кровати. Диагностировать пожирающую ее изнутри болезнь врачи не могли, поэтому выбора у женщины, в общем, и не оставалось, кроме как принять сложившиеся обстоятельства. Бабушка постоянно спала, походы в туалет и даже приемы пищи стали непосильным трудом, который упал теперь на плечи Лизы. Это стало прекрасным поводом для еще большей ненависти к свекрови. Девушка иногда импульсивно, в порыве гнева, подумывала отравить мать своего мужа, избавив тем самым всю семью от мучений, но быстро отбрасывала эти мысли в сторону. Все-таки такой большой грех на душу ей брать не хотелось. Да и не решилась бы она никогда, несмотря на то, что неприязнь к близким крепко уцепилась за все восприятие Лизоньки.
– Не приставай к бабушке! Видишь, ей и без тебя плохо! – строгая мать всей своей интонацией словно обвиняла его даже в болезни, обрушившейся на свекровь.
Такой хрупкий, только познающий мир и новые для него слова, уже являлся для своей родительницы олицетворением всех бед. А познавал он мир очень активно! На тот момент ребенок уже осознал, что привлечь внимание незаинтересованных в нем взрослых достижениями не получалось и усердно пытался ухватиться хотя бы за негативное внимание.
– Куда ты опять полез? Хочешь разбить это и порезаться? Валяй! Но потом не беги ко мне и не плачься, жалеть я тебя не собираюсь, – нервно объясняла хранительница очага, только изучающему первые слова ребенку.
Он видел, что мама подбегала и, наконец, говорила с ним, а раздраженный тон казался уже чем-то совсем привычным.
Отцу семейства все же пришлось устроиться на работу, что еще больше тяготило его, топив все глубже на дне бутылки.