Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы

4 октября Германия уведомила СССР, что никаких секретных договоренностей между участниками Тройственного пакта не существует, а германо-финское соглашение является чисто военно-техническим транспортным вопросом, не имеющим никакого «политического значения». 10 октября Берлин сообщил Москве о посылке германской военной миссии с учебными частями в Румынию[1021]. Тем временем воздушное наступление люфтваффе на Англию провалилось. 14 сентября А. Гитлер был вынужден констатировать, что, «несмотря на все успехи, предпосылки для операции «Морской лев» еще не созданы» и начало операции было перенесено на 27 сентября. 17 сентября операция была отложена на неопределенное время, а 12 октября окончательно перенесена на весну 1941 г., если «вновь появится намерение осуществить высадку в Англии». Таким образом, постепенно операция «Морской лев» стала средством «военно-политического давления на Англию»[1022]. Пока же логика расширения войны в Средиземноморье требовала от Берлина создания антианглийского континентального блока на основе Тройственного пакта, к которому в той или иной степени следовало привлечь Испанию, Францию, СССР и малые страны Юго-Восточной Европы. Соответственно в октябре – ноябре 1940 г. Германия провела переговоры с Испанией, Францией и добилась присоединения к Тройственному пакту Венгрии, Румынии и Словакии. В одном ряду с этими событиями стоят и советско-германские переговоры в Берлине в ноябре 1940 г.

17 октября в Москву поступило письмо И. фон Риббентропа И.В. Сталину от 13 октября, в котором он, обратив внимание советского руководства на то, что «последовательное продолжение политики добрососедских отношений и дальнейшее укрепление политического и экономического сотрудничества будут способствовать в будущем еще большим выгодам двух великих народов», сделал обзор событий за год. Возлагая ответственность за развязывание и расширение войны на Англию и Францию, Риббентроп утверждал, что «Германия намерена вести войну против Англии и ее империи до окончательного разгрома Британии» и что война «уже выиграна». В письме содержалось успокоительное разъяснение смысла германских мероприятий в Скандинавии и на Балканах, где продолжают учитываться советские интересы, и заключения Тройственного пакта. В заключение Риббентроп заявлял, что европейские державы Оси, Япония и СССР вполне могут создать единую политическую коалицию, что было бы крайне выгодно всем заинтересованным державам. Поэтому «историческая задача Четырех Держав заключается в том, чтобы согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов». Германское правительство приглашало Молотова прибыть в Берлин для переговоров. Риббентроп также выражал надежду, что ему еще удастся побывать в Москве, «чтобы совместно с Вами, мой дорогой господин Сталин, подвести итог обмену мнениями и обсудить, возможно – вместе с представителями Японии и Италии, основы политики, которая сможет всем нам принести практические выгоды»[1023].

Вечером 19 октября Ф. фон дер Шуленбургу было сообщено, что ответ И.В. Сталина будет передан, видимо, 21 октября, вопрос же о поездке В.М. Молотова в Берлин, которая будет предпринята по приглашению германского правительства, «решится сразу после советских государственных праздников, которые приходятся на 7 и 8 ноября»[1024]. Вечером 21 октября Молотов вручил Шуленбургу письмо Сталина И. фон Риббентропу. В своем ответе Сталин благодарил германского министра иностранных дел за доверие и за содержащийся в его письме «поучительный анализ последних событий». Сталин поддерживал точку зрения Риббентропа о том, что «вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих интересов на длительный срок». Советское правительство принимало приглашение Молотова в Берлин, куда он мог бы прибыть 10–12 ноября, и выражало надежду, что желание Риббентропа вновь посетить Москву будет вскоре выполнено. Обсуждение вопросов совместно с Японией и Италией Сталин считал преждевременным[1025].