Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы

Многие авторы[1449] считают, что репрессии сказались на уровне военно-научных разработок, и это привело к отказу от многих положений военной теории, разработанных в конце 1920‐х – 1930‐е годы. Так, Д.М. Проэктор полагает, что репрессии привели к отказу от теории «глубокой наступательной операции», к которой вновь вернулись лишь в 1940 г. Автор не только не объясняет, почему произошел этот поворот, но и не приводит никаких доказательств тому, что он вообще имел место[1450]. Ведь если бы это действительно было так, то армия получила бы новые воинские уставы и наставления, кардинально отличающиеся от принятых до 1937 г., а соответственно в 1940 г. этот процесс пошел бы в обратном направлении. Однако ничего подобного не происходило, поэтому версия Д.М. Проэктора повисает в воздухе. Столь же надуманной представляется версия А.Н. Мерцалова и Л.А. Мерцаловой, считающих, что после репрессий в РККА у Советского Союза не было военной доктрины[1451]. Поскольку военной доктриной называется «принятая в государстве на данное определенное время система взглядов на сущность, цели и характер будущей возможной войны, на подготовку к ней страны, Вооруженных Сил и на способы ее ведения»[1452], устранение части командного состава вовсе не отменяет ее наличия, так как ее принципы закреплены в воинских уставах и наставлениях вооруженных сил.

Л.А. Киршнер утверждает, что отказ от теории «глубокой операции» привел к гипертрофированному положению кавалерии в Красной армии[1453]. Но с этих позиций совершенно необъяснимо сокращение конницы с 32 кавалерийских дивизий на 1 января 1937 г. до 26 на 1 января 1939 г. При том, что к началу войны в Красной армии осталось всего 13 кавдивизий[1454], утверждения о превалировании кавалерии выглядят несколько странно. Другие авторы в подтверждение своей точки зрения приводят лишь общие рассуждения. Наиболее серьезным аргументом является указание на то, что военно-научные труды «врагов народа» были изъяты из библиотек. Однако не следует забывать, что войска обучаются не по трудам отдельных военачальников, пусть даже гениальным, а по воинским уставам и наставлениям, которые никто не отменял. Как правило, из инструкций, руководств и наставлений просто изымали титульные листы или замазывали подписи репрессированных лиц и до нового издания все эти документы являлись действующими и использовались в войсках[1455]. В ряде работ было показано, что теория «глубокой операции» не только не была отброшена, но, наоборот, определяла всю подготовку Красной армии[1456]. Тем самым нельзя не признать, что вышеприведенные версии вряд ли будут когда-либо доказаны.

Наибольшие разногласия вызвал вопрос о масштабах репрессий в Красной армии. Так, В.С. Коваль считает, что погиб весь офицерский корпус[1457], а Л.А. Киршнер полагает, что лишь 50 % офицеров были репрессированы[1458]. По мнению В.Г. Клевцова, в 1937–1938 гг. было физически уничтожено 35,2 тыс. офицеров[1459]. Д.А. Волкогонов и Д.М. Проэктор пишут о 40 тыс. репрессированных, А.М. Самсонов – о 43 тыс., Н.М. Раманичев – о 44 тыс., Ю.А. Горьков – о 48 773, Г.А. Куманев увеличивает эту цифру до 50 тыс., а А.Н. Яковлев до 70 тыс. В книге В.Н. Рапопорта и Ю.А. Геллера говорится о примерно 100 тыс. офицеров, однако при этом приводятся персональные сведения лишь о 651 репрессированном офицере, которые составляли 64,8 % высшего комсостава на 1 января 1937 г.[1460] О.Ф. Сувениров опубликовал сначала список на 749 человек, а затем расширил его до 1 669 офицеров, погибших в 1936–1941 гг.[1461]. Сведения об остальных репрессированных до сих пор отсутствуют.

Таблица 38. Увольнение офицеров из РККА в 1937–1939 гг.[1462]

Результаты исследования архивных материалов разными авторами приведены в таблице 38. Ф.Б. Комал совершенно справедливо указал на то, что недопустимо смешивать понятия «уволенные» и «репрессированные», к которым следует относить лишь арестованных и уволенных по политическим мотивам. Правда, и арестовывались офицеры за различные преступления, что также следует учитывать. А.Т. Уколов и В.И. Ивкин на основе данных судебных органов РККА отмечают, что в 1937–1939 гг. было осуждено за политические преступления примерно 8 624 человека, указывая при этом, что вряд ли стоит причислять к репрессированным осужденных за уголовные и морально-бытовые преступления[1463]. В своем новейшем исследовании О.Ф. Сувениров пишет о 1 634 погибших и о 3 682 осужденных военными трибуналами в 1936–1941 гг. за контрреволюционные преступления офицерах[1464].