- Да и я так считаю, голубчик! Не думайте, что мне было просто вас оформить - вы же иностранный практикант, к тому же, смешно оказать, без документов. Но нам понравился номер, и я решил расшибиться в лепешку… Номер пользуется успехом, сборы хорошие, чего еще надо директору? А? Ничего не надо, терпи жару и радуйся. Так нет. Какой-то…
Тут директор прикусил язык. Вовсе было необязательно этому Уриэлю знать, что нашелся какой-то мерзавец, написавший в управление анонимное письмо.
- В общем, сейчас позвонили из Москвы, - продолжал он, крутя головой и вытирая полотенцем шею, - и стали снимать с меня стружку. Почему я не согласовываю с ними номера, да что это за телекинез, который… э-э-э… не утвержден, так сказать, наукой… и не массовый ли это гипноз…
- Все ясно, Владимир Федорович, - оказал Ур. - Повторяю: никакой комиссии ничего показывать не буду.
Он вышел из гостиницы поздно, когда затихли улицы. Горели среди деревьев редкие фонари, освещая неподвижную листву. Белела на толстой тумбе огромная афиша:
Оригинальный номер!
УРИЭЛЬ.
Опыты телекинеза.
На скамейке, обрамленной темными кустами, застыла парочка.
Пустой пляж был печален и неузнаваем. Море с тихим шорохом играло с мелкими камушками.
Как был - в джинсах, белой рубашке и босоножках - Ур вошел в воду. Вода была теплая, но от одежды холодило. Он поплыл спокойным брассом навстречу луне и звездам.
Лунная дорожка серебрилась левее, а дальше виднелась освещенная полоска причала. Потом она осталась позади. Дальше, дальше, в открытое море. Черная вода и черное небо. И он один меж ними…
Иногда он оборачивался, чтобы взглянуть на береговые огни. Они удалялись. Вот совсем исчезли - видны только портовые цветные мигалки да слабое зарево над растаявшим в ночи городом. Один, совсем один в открытом море, под крупными звездами.
Вдруг звездный рисунок перечеркнула тень. Узкая, веретенообразная, она нависла над Уром, потом медленно стала снижаться. Закачалась на воде.
В тускло отсвечивающем борту возник черный овал - это беззвучно отворилась дверь. Ур взялся за порог, подтянулся на руках и очутился в шлюзовой камере. Разделся, не торопясь отжал одежду и развесил для просушки. Закрыв внешнюю дверь, Ур включил свет. Потом, мягко шлепая мокрыми босыми ступнями, прошел к пульту и опустился в кресло. Он долго лежал в кресле, расслабившись и закрыв глаза.
Не приспела пора возвращаться. Надо продолжать. Они воззвали к его терпению и мужеству. Что ж, он наберется и того, и другого. Он будет продолжать. Только ни во что не вмешиваться!..
Ур сверился с картой, задал автопилоту программу. Вертикальный взлет вжал его в амортизатор кресла. Это продолжалось недолго - лодка перешла на горизонтальный полет.
Глава девятая
САНТА-МОНИКА
Главной достопримечательностью средиземноморского курортного городка Санта-Моника был Океанариум, а создателем и бессменным директором этого знаменитого музея - доктор Жюль-Сигисбер Русто. Пожалуй, не будет ошибкой оказать, что большую, часть своей жизни этот пожилой горбоносый француз провел под водой, а не на суше. В водолазных костюмах всех типов, в батисферах, батискафах, «ныряющих блюдцах» Русто погружался в воды всех океанов. Почти все редкостные обитатели подводного мира, собранные в богатейшей коллекции Океанариума, были доставлены сюда неугомонным доктором Русто. В то августовское утро доктор Русто легко сбежал по каменным ступеням, ведущим от белого двухэтажного здания музея к подножию скалы, к которой были пристроены подводные помещения Океанариума. У причала покачивалась шхуна, несколько загорелых мужчин выгружали из ее трюма ящики с рыбой.
- Мсье Русто! - окликнул директора здоровенный малый в тельняшке и мятых шортах. - Послушайте, что тут рассказывает Доминик.
Доминик Леду, рыбак, заступил дорогу директору и быстро заговорил: