На этом разговор прекратился. Сильный ветер сбивал с ног. Идти становилось все труднее. Махидиль задумалась. Брак на девятьсот шестьдесят первом пикете, несомненно, дело рук Маннапа. И хотя Махидиль возложила вину на всю бригаду, а главным образом на себя, все понимали, кто главный виновник. Тяжело после смены еще несколько часов оставаться на трассе... Недаром говорится: пока старое выправишь, того и гляди, что-нибудь новое сотворишь. Полторы недели никому не было покоя, но, слава богу, все уже позади... Правда, ребята не могли равнодушно смотреть на Маннапа, из-за которого им пришлось потерять столько времени и сил. Наверное, поэтому Черный Дьявол и решил попроситься на другой участок. А Хашим, вместо того чтобы приструнить его, взял к себе в шоферы. Ну и человек!..
Ветер усилился, завывая, словно в трубе, началась метель. Махидиль закрыла лицо руками и остановилась. Латиф взял ее за руку и потянул за собой. Вдруг налетел вихрь и закрутил в небо столб снега высотой с минарет смерти в Бухаре. Их отбросило друг от друга. Махидиль едва различала сквозь белую пелену спину Латифа.
— Держитесь! — крикнул прораб, обернувшись, и, не увидев девушки, бросился назад. Напуганный, он метался из стороны в сторону, как вдруг из-под снега показалась Махидиль, которая провалилась в какую-то яму. Латиф чуть не споткнулся об нее.
— Я думала, что это медведь! — рассмеялась Махидиль.
— А вы настоящий снежный человек! — отозвался он, и оба захохотали.
Двинулись дальше. Со стороны можно было подумать, что катятся по склону два снежных кома.
— Наверное, до рассвета не доберемся...
— А мы не заблудились?
— Нет, дорогу я знаю... Только не останавливайтесь и не отставайте от меня... Вон с того холма покажется Тепакурган.
С трудом взобрались они на холм, проваливаясь по пояс в снег. Сильный порыв ветра на вершине сбил их с ног, и оба кубарем покатились вниз, увлекая за собой лавину снега. Наконец, они остановились, и Махидиль ощутила запах овчины. Она лежала в объятиях Латифа, уткнувшись лицом в его полушубок. Девушка попыталась подняться, но тут же вновь упала. Рот у нее был забит снегом, она хотела что-то сказать, но ничего не получилось, и ее начал душить смех. Латиф, придавленный ее тяжестью, не мог шелохнуться, у него не было сил, чтобы приподнять девушку, и он едва удерживался от желания еще крепче обнять и прижать ее к себе.
— Вставайте, — только и мог сказать Латиф, дотронувшись до плеча Махидиль.
Он помог ей подняться, и они двинулись дальше. Ветер бил в лицо, валил с ног. Они делали шаг и хватались друг за друга, чтобы не упасть. И все-таки падали снова, и снова поднимались, и опять застывали на месте, пока вконец не выбились из сил.
Гудит раскаленная чугунная печь. Она стоит посередине барака, поэтому в каждом углу его тепло. Люди скинули полушубки и валенки. Полушубки рядком висят вдоль стены, а на полу под ними выстроились валенки и галоши. С потолка спускается электрическая лампочка. Она то разгорается, то притухает, освещая половину барака. Вторая половина остается в полутьме. Там на нарах безмятежно спят те, кто вернулся после смены.
Народ здесь из Молдавии. И этот черноволосый парень, что явился сейчас с улицы, тоже наверняка молдаванин, хотя он на чистом русском языке приветствовал Махидиль и Латифа. У него голубые глаза, черная шапка волос, а в разговоре такой акцент, будто во рту виноградина.
— Добро пожаловать, дорогие гости! — весело поздоровался он, скидывая полушубок. — Хорошо, что вы не стали ждать машины, — продолжал он, присаживаясь к огню. — Когда идешь, обязательно дойдешь. Хуже нет — стоять и сидеть. Мороз не пощадит, как не пощадил сейчас моего друга.
Махидиль вспомнила, что по дороге им повстречались две безнадежно застрявшие машины. Похоже, этот парень был одним из водителей. Да он и сам подтвердил это.
— Пока я ходил в Туябулак, искал трактор, друг мой застыл. Доставил его в санчасть.
Кто-то сунул водителю в руку кружку, и он, громко причмокивая, стал прихлебывать горячий чай.
Махидиль так устала, что у нее смыкались глаза. Хорошо бы вздремнуть, но начальник участка Тешабай-ака развел огонь в мангале, сделанном из железной бочки. Кто-то резал сало, чистил лук. Пусть знают все, что Тешабай от души рад гостям, хотя они и соперники в соревновании. Гостеприимство превыше всего.
— Зря беспокоитесь, Тешабай, — сказал Латиф.
— Что за беспокойство! В кои веки пожаловали, так неужели я вас пловом не угощу?
В казане уже шипело сало, запахло жареным луком.
— Порой мне кажется, плохи наши дела, — неожиданно пожаловался Тешабай-ака, смахивая в казан нарезанную морковь. — Было принято решение закончить строительство насосной станции к концу этого года, а сегодня на дворе уже двадцать второе. Новый год на носу...
— Так ведь погода задерживает стройку, — заметила Махидиль.