Как мать ни просила, ей не позволили остаться подле Махидиль: ведь девочка уже старше трех лет. С трудом пересиливая собственную немощь, она только через день смогла навещать Махидиль и часами просиживала возле единственной дочери.
Махидиль начала поправляться. Она уже вставала с постели и играла с соседями по палате. А когда дети поднимали слишком большой шум, дежурная няня укладывала их в постельки, и Махидиль часами наблюдала за каплями, стекавшими с крыши и звонко ударявшимися о землю, за птицами, прыгавшими с ветки на ветку, за движущимися отарами облаков, а пуще всего за улицей, на которой вот-вот могла показаться ее мама.
А мама не приходила уже несколько дней. Махидиль горько плакала, укрывшись одеялом, и никакие уговоры врачей и нянь не могли ее утешить. День проходил за днем. Мать Махидиль не появлялась, и в больнице забеспокоились...
И вот как-то утром Махидиль случайно подслушала в коридоре разговор двух женщин с дежурной сестрой.
— Скончалась, бедняжка, наша соседушка, — говорила одна из них, а вторая только сочувственно охала. — Вот мы и пришли проведать сиротинку. Решили миром вырастить ее, исполнить волю покойницы. Отдайте нам Махидиль, когда поправится.
— Мама! — раздался вдруг тоненький голосок. — Я хочу к маме! Мама, мамочка, где ты? Я хочу к тебе! Я не пойду с вами! — билась в истерике девочка.
И снова целыми днями сидела она, опершись о подоконник, неотрывно глядя на улицу...
Пришла весна, укрыв все зеленым покрывалом, весело журчала вода в арыках, корни деревьев наливались соком. В один прекрасный день окна были распахнуты настежь, и аромат цветов и благоухание трав ворвались в палату вместе с пением птиц. Но ничто не радовало душу ребенка. Махидиль не отрывала глаз от заветного поворота, из-за которого вот-вот должна, обязательно должна появиться ее мама... Но мамы все не было... Однажды она заметила на улице знакомое лицо. Откуда она его знает? Да ведь это Камиль!
— Камильджан! Камильджан! — закричала Махидиль.
Мальчик, увидев ее в окне, обрадованно замахал рукой. В другой руке он держал маленький узелок.
— Иди ко мне! — крикнул он.
Они встретились на лестнице.
— Каждую неделю прихожу сюда, но ведь я даже не знаю, как тебя зовут, и поэтому никак не мог тебя разыскать. Скажи фамилию, говорят мне. А откуда мне знать твою фамилию. Ты поправилась? Ой, тебя совсем обстригли!
— Да, — удрученно закивала стриженой головкой Махидиль, едва сдерживая слезы.
— Не надо плакать, — принялся утешать ее Камиль. — Отрастут! Возьми лучше яблоко, а вот урюк, поешь... — С этими словами он протянул ей узелок. — Из нашего сада. Очень вкусные. А ты какие яблоки любишь: кислые или сладкие?
Но вместо ответа Махидиль задала один-единственный, мучивший ее все время вопрос:
— Где моя мама?
Камиль удивленно развел руками:
— Не знаю. А разве она не приходила?
— Ее мама умерла, — сбегая по лестнице, объявил шустрый мальчишка из палаты для выздоравливающих. — Так тети сказали.
— Неправда, неправда! — с кулаками набросилась Махидиль на опешившего мальчугана. — Неправда! Моя мама не умерла!
Камиль встревожился. Ему стало безмерно жаль маленькую девочку. Руки у него дрожали, когда он пытался успокоить рыдающую Махидиль. Ему казалось, побудь он с ней еще немножко, он и сам разревется и поэтому поспешно выбежал на улицу...
На следующий день Камиль пришел в больницу в сопровождении красивой женщины с длинными, до колен, косами.
— Это моя мама, — сказал он, обращаясь к Махидиль, выбежавшей к нему навстречу.
— А моя мама где?
— Сиротинушка ты моя, — сдерживая слезы и гладя Махидиль по головке, сказала женщина. — Теперь я буду твоей мамой, доченька...
Так Махидиль обрела новую семью...
Вместе с Мастурой, так звали ее новую маму, и знакомыми по кварталу, в котором прежде жила, Махидиль отправились на кладбище. Девочка никак не хотела верить, что ее мама лежит под черным бугром земли. Ей казалось, что ее обманывают. Мама, наверное, ищет ее в больнице... Ни одной слезинки не проронила девочка. Только похныкала немного, промочив ноги в жидком месиве, которым были покрыты тропинки кладбища после прошедшего дождя. Но когда все ушли от могилы и добрались уже до кладбищенских ворот, она вдруг повернулась, побежала обратно и, припав к сырому могильному холмику, обхватила его ручонками и зарыдала...