Ураган

Заспорили о сроках, о месте встречи, стали искать, что бы разломить на пять частей. Галич потянул торчавшую из кармана Андреевой гимнастерки открытку:

– Вот, разорвем…

– Позвольте! Я даже не успел прочесть.

– Ладно, пусть читает, – великодушно разрешил Барнс.

– Но вслух! – лукаво заявила Арманс.

Андрей читал, Арманс переводила: друг Андрея, Вадим Ченцов, в ознаменование защиты кандидатской диссертации получил от матери Андрея подарок – картину. Открытка, на которой пишет Вадим, – репродукция с картины.

– Препротивный сюжет, – сказал Галич, поглядев на открытку: снежная пустыня, волк, одиноко умирающий, не достигнув еле видного вдали леса…

– Да, не желаю никому из нас пятерых очутиться в таком положении, – согласился Барнс.

– Именно потому, что ни один из нас не должен стать таким… – Андрей ткнул пальцем в открытку, – и предлагаю разорвать ее на пять частей.

– Са ва! – сказал Анри.

– И вот что, господа, – хладнокровно, вразрез общей возбужденности, проговорил Грили, – каждый из нас должен знать, что он не одинок. Делая хорошее – не забудь: остальные четверо сделали бы то же самое. Захочешь сделать дурное – помни: остальные отвернулись бы от тебя. Если станет невмоготу – дай знать любому из четырех: у тебя четыре друга.

– Мне нравится то, что вы сказали, лейтенант, – сказал Анри, – делим этого волка.

Галич протянул руку:

– Делю я!

Анри покачал головой.

– Нет! Капрал Вуазен шестая среди нас. Дели, Арманс!

И когда Арманс разорвала открытку на пять неровных кусков, Анри сказал:

– Пусть местом нашей встречи, или встречи этих кусков, сигналов победы или бедствия, будет адрес Арманс. Ты согласна, капрал?

– Мой майор!

– Твой адрес?

– Рю Давид, 17.

– Э, да мы с тобой соседи – я на улице Эльзас-Лотарингии. Это же здорово, капрал!

– О мой майор! – И Арманс вытянулась, как всегда отчетливо щелкнув каблуками своих блестящих коричневых сапог.

Андрею хотелось броситься к ней и целовать ее руки, волосы, глаза. Он уже не понимал, что будет дальше.

***

Наутро гости улетели. В штабе эскадрильи Анри показал Андрею приказ комдива об отправке "Лотарингии" на отдых. А для Андрея была телефонограмма: прибыть в штаб дивизии. Там – рассвирепевший комдив, жестокий разнос, угроза отдать под суд за безобразие в боевой обстановке и приказ: немедля покинуть эскадрилью.

Немедля?!

Приказ – это приказ: Андрей уехал, так и не увидев Арманс. А если бы кто-нибудь знал, как он был влюблен!..

***

Андрей приоткрыл глаза: на противоположной стене часы с перезвоном отбивали три. Минута в минуту в далекой прихожей крепко хлопнула дверь. Этот звук был с детства знаком Андрею: генерал приехал обедать. Андрей поспешно спустил ноги с дивана и застегнул воротник.

2

Генерал-полковник Черных не был ни высок, ни статен, ни широк в плечах. Рост – ниже среднего, сложение – сухопаро. Он не ступал твердым широким шагом, а ходил быстро, легко. Был подвижен и так же неутомим на теннисном корте, как на работе. Мозг его с быстротою отзывался на все, что так или иначе касалось дел, вверенных его попечению. А круг этих дел был широк: едва ли на свете происходило что-либо, что так или иначе не входило в объем деятельности Алексея Александровича.

Алексей Александрович не держался ни деспотом, ни придирой. Но дома у него, как и на работе, царил строгий порядок. Его появление заставляло всех подтягиваться. Даже в тех случаях, когда Алексей Александрович отсутствовал, дом просыпался в семь часов.

Обычно к половине восьмого в ванной переставала журчать вода. В восемь, накрытый желтым фланелевым петухом, двухэтажный глиняный кофейник стоял на столе.

Короткая сторона стола, где когда-то ставился прибор Андрея, пустовала уже несколько лет. В одинокие утра Анна Андреевна, глянув на место сына, вспоминала, как туда придвигался высокий стул и к концу завтрака на клееночке с петушками оставались следы яйца или манной каши; потом на клееночку пришла кружка с собачками…

В своих воспоминаниях Анна Андреевна как бы не замечала того, что рядом с кружкой уже взрослого Андрея ненадолго появилась маленькая чашка с золотым ободком. Эту чашку подарил снохе сам Алексей Александрович, и все-таки она казалась чужой среди грубовато-тяжелых приборов. Маленькая чашка погостила, и вот нет и ее. Хотя Алексей Александрович всегда подчеркивал жене сына свое внимание, в этом доме Вере стало холодно. У своего рано овдовевшего отца она была центром внимания, там все подчинялось ей, вплоть до беспорядка, воцарявшегося всюду, где она хозяйничала. Как-то само собою вышло, что, однажды уехав из дома Черных на курорт, она уже не вернулась к родителям Андрея.

Но Андрей не переставал часто бывать у родителей. Вот и сегодня за обеденным столом они сидели втроем. Обед подходил к концу. Все молчали. Андрей нет-нет ловил на себе тревожный взгляд матери. Генерал, чувствуя настроение жены, сидел, уткнувшись в тарелку, и с особенным старанием доедал лимонное желе. Потом Черных закурил.

– Что ж, полковник, пойдем ко мне?

Но Анна Андреевна сказала:

– Сейчас он придет к тебе, Алеша.

Генерал ткнул папиросу в пепельницу и ушел в кабинет.