Ночь была уже на исходе, а гости все еще продолжали веселиться. Вдруг снова зазвучали трубы. Все высыпали во двор, освещенный разноцветными фонариками.
Завершался свадебный обряд. Молодожены прощались с гостями, кланялись, благодаря за оказанную честь, и подносили каждому по паре пельменей.
Когда последний гость покинул двор, уже в третий раз пропели петухи и на востоке занималась заря.
XXVIII
Спустя три недели после свадьбы председателя Сяо Сян вновь прибыл в деревню Юаньмаотунь. На этот раз у него было особое задание.
Начальник бригады приехал прямо во двор крестьянского союза. Спрыгнув с седла, он тепло поздоровался с вышедшим ему навстречу Го Цюань-хаем:
— Женился? Ну, поздравляю. Выходит, опоздал я на свадьбу? Жаль… Небось, теперь жену и за дверь не выпускаешь и работать ей запретил?
— Что ты, начальник, — покраснел от смущения Го Цюань-хай. — Лю Гуй-лань руководит женщинами. Они плетут соломенные шляпы для работы на полях. Летом без шляпы в поле не будешь работать. Шляпы всем нужны. Мы их плетем и меняем в соседних деревнях на зерно и солому, а то после прошлогоднего наводнения у нас многого недостает.
— Ладно, об этом после, — остановил его Сяо Сян. — Что касается зерна и кормов, государство, может быть, окажет поддержку. Сейчас у меня другое дело. Очень срочное и важное. Прежде всего хочу посоветоваться с тобой. Работа, проведенная в уезде, в частности в районе, а особенно в деревне Юаньмаотунь, получила хорошую оценку. В прошлом году мы разгромили банду Ханя-седьмого, изъяли у помещиков ценности и оружие, это всем известно. Ошибки, допущенные по отношению к середнякам, имевшие, кстати сказать, место и в других районах Северной Маньчжурии, мы исправили быстрее, чем это сделали там. Однако кос в чем мы все же отстали. Надеюсь, ты понимаешь меня?
Го Цюань-хай сразу сообразил, что заставило Сяо Сяна так срочно приехать. Не торопясь, председатель набил трубку, закурил и только после этого ответил:
— Да, перед армией мы в большом долгу.
— Догадлив! — улыбнулся начальник бригады. — Ну как мы поступим?
— Сколько людей требуется на этот раз?
— Ты мне прежде скажи, сколько уже ушло в армию?
— Тридцать девять человек.
— Для такой деревни, как Юаньмаотунь, это не мало, но надо больше. Если мы сумеем еще столько же завербовать, догоним другие деревни. Вот, например, в Чанлинском районе уезда Хулань за одну неделю в армию записалось свыше тысячи молодых парней. Составили из них целый батальон, который так и называется «Чанлинский резервный батальон». Вот это слава!
Го Цюань-хай молча продолжал курить.
— Что, трудно? — спросил Сяо Сян, присаживаясь рядом.
— Да, нелегко… — с расстановкой ответил Го Цюань-хай. — Сам понимаешь: только что получили землю, дома, лошадей… Хочется ли расставаться со всем этим?
— Я понимаю, что нелегко, но ведь нужно. Соберем активистов, посоветуемся, а потом созовем общее собрание. В уезде Хулань устраивали беседы в каждом доме, а затем жены разговаривали с мужьями, отцы агитировали сыновей, младшие братья — старших. Результат получился очень хороший.
— Что ж, можно и у нас попробовать этот способ, — оживился Го Цюань-хай. — Сейчас скажу, чтобы предупредили активистов.
Он вышел, но тотчас же вернулся:
— Да… вот еще какое дело: Чжан Цзин-жуй, Дасаоцза и вдова Чжао просят принять их в партию.
— А ты беседовал с ними?
— Беседовал. В отношении Дасаоцзы могу сказать, что Бай Юй-шань, когда приезжал в отпуск, многое ей объяснил.
— И что же она говорит?
— Говорит, что хочет вступить в коммунистическую партию для того, чтобы довести революцию до конца.
— Так! А Чжан Цзин-жуй?
— Он искренне считает, что без коммунистической партии китайские крестьяне ничего не могли бы сделать, и каждый честный человек обязательно должен быть членом коммунистической партии. Вдова Чжао рассуждает так: муж был партийцем, и если она не последует примеру мужа, это будет преступлением перед его памятью. Говорит, что не боится смерти и что никакая работа ей не страшна, что хочет потрудиться для блага народа…
— Хорошо, мы их вызовем и обстоятельно побеседуем с каждым в отдельности, а сейчас, — нетерпеливо сказал Сяо Сян, — сейчас…
— Есть и еще один человек, — перебил его председатель, — тоже просится в партию…
Начальник бригады сразу догадался, о ком идет речь, но не выказал этого:
— Кто?
— Лю Гуй-лань…
Сяо Сян хорошо знал традиции китайской крестьянской семьи: достаточно одному из ее членов вступить в партию, как вся семья начинает сочувствовать революции.
— Ладно, — заключил он, — как только покончим с делами армии, займемся приемом в партию. А пока собирай активистов и устраивай совещание.
Вся деревня пришла в движение. Беседы в семьях, совещания активистов и общие собрания следовали одно за другим. Однако в армию записалось всего три человека: Ли Всегда Богатый, Чжан Цзин-жуй и старик Чу. Последнего, разумеется, в счет принимать было нельзя. Ему перевалило за шестьдесят, и его все равно бы вернули обратно.
С записью Чжан Цзин-жуя получилось осложнение: мать со слезами бросилась в крестьянский союз и просила оставить сына.