Читаем Ураган полностью

Скрипнула калитка. Во двор вошел празднично одетый боец из отряда самообороны.

— Председатель Го, что ж не идешь? Все готово. Люди собрались и ждут тебя.

Было раннее утро. Стоял апрель. Снег уже сошел, и только в углублениях еще виднелись белые островки. В канавах по сторонам шоссе журчали мутные потоки. Гуси и утки с веселым гоготанием плескались в воде, ныряли, выискивая корм. Веял южный ветерок, и даже по утрам теперь было тепло. На ветках ив и вязов появились первые молодые листочки. Издали на голубом фоне неба деревья казались окутанными нежно-зеленой дымкой. Воробьи порхали, радуясь теплу, и наполняли ароматный воздух безумолчным чириканьем. Во всех дворах лежали готовые к полевым работам плуги и бороны.

После обеда новобранцы гурьбой высыпали во двор. Для них подали три большие телеги, запряженные четверками лошадей.

По обеим сторонам шоссе толпились жители деревни, над их головами, как весенний гром, перекатывался рокот музыки.

Телеги двинулись к западным воротам. Первой, стоя во весь рост, правил старик Сунь. Он лихо щелкал увешанным разноцветными лентами бичом и покрикивал на лошадей.

Миновав западные ворота, телеги остановились под аркой, украшенной еловыми ветками. Отъезжающие вышли и построились в одну шеренгу. Гонги и барабаны смолкли, и лишь флейты продолжали выводить монотонную мелодию.

Председательница женского союза Дасаоцза и ее заместительница Лю Гуй-лань отделились от толпы. В руках у них были букеты красных бумажных цветов. Лю Гуй-лань подошла к Го Цюань-хаю. Сотни глаз устремились на них.

Старуха Сунь громко вздохнула.

— Не вздыхай, — остановила ее стоявшая рядом старуха Ван. — Они идут бороться за общее дело, за наше с тобой счастье… Вот и мой… — подавив вздох, сказала Ван, — и мой, говорю, тоже… Разве же их удержишь!

Лю Гуй-лань стала прикалывать цветы к груди Го Цюань-хая. Сначала он избегал смотреть на нее, но глаза их все-таки встретились, и он увидел, что по щекам жены текут обильные слезы. Она не утирала их, продолжая прикреплять цветы.

— Гуй-лань, милая… — шепотом сказал Го Цюань-хай. — Не плачь. Скоро вернусь… Вытри глаза, а то люди смотрят.

Эти тихо сказанные слова расслышал лишь стоявший рядом старик Тянь, и по его старческим морщинам тоже побежали слезинки. Он вытер их своей узловатой рукой.

Рука Лю Гуй-лань задрожала, и большой красный цветок упал на землю. Она нагнулась, чтобы поднять, но ветер опередил ее и отнес цветок к телеге старика Суня. Тот поймал цветок и прикрепил себе на грудь.

— Глядите! — закричал У Цзя-фу. — Наш Сунь тоже нацепил цветок славы!

— Ты, юнец, помалкивай, — горделиво выпятил грудь возчик. — Их слава — и моя слава! Я и сам записался добровольцем. Это все видели. Только вот начальник Сяо меня не пустил. Это тоже все знают. Начальник мне сказал: «Оставайся ты, старина Сунь, в деревне, уж очень хорошо ты, старина Сунь, лошадьми правишь, а хорошо лошадьми править в тылу — тоже важное дело». Вот я и остался. Дисциплина! А по правде говоря, мне здесь тошно. Какой настоящий мужчина в этакое горячее время будет дома сидеть и терпеть целыми днями разные причуды привередливой жены?.. Никакой не ста…

Возчик вдруг осекся. Перед ним, нахмурив брови, стояла его старуха.

— Как ты сказал? — угрожающим тоном спросила она. — Причуды, говоришь, привередливой жены? Ты, старый горшок, лучше про свои причуды людям расскажи…

— Тише! Тише! — закричали из толпы. — Сейчас будут выступать члены семей военнослужащих. Старая Ван хочет говорить.

Старуха Ван, строгая и подтянутая, подошла к шеренге новобранцев.

— Ты не беспокойся о доме и не скучай, — обратилась она к сыну. — Мы теперь всем обеспечены. О нас ты не думай, подумай о тех наших братьях-крестьянах, которые еще страдают под властью помещиков. Ты должен помочь им, чтобы и они построили у себя новую жизнь. Ты должен хорошо служить в армии.

Из шеренги выступил Го Цюань-хай:

— Слова почтенной тетушки Ван относятся ко всем нам. Мы должны хорошо служить, потому что служим народу, и сражаться, не щадя своих сил, потому что сражаемся за народ. Если хоть один из нас получит награду, это будет слава для всей деревни!

К шеренге подошел кузнец Ли, вытянулся, по-военному отдал честь, чему он выучился, побывав на фронте.

— Я, как представитель крестьянского союза деревни Юаньмаотунь, — начал он тоном, которым говорили на фронте командиры, обращаясь к солдатам, — передаю вам от имени нашего союза привет. Товарищи, уезжая в армию, будьте спокойны за ваши семьи и за ваши поля. Мы не дадим толстопузым поднять головы и устроить контрреволюционный переворот. Мы всегда душой будем с вами. Одерживайте новые победы, берите как можно больше пленных, а мы в тылу обещаем вам снять обильный урожай и сдать государству как можно больше хлеба. Мы дадим самое лучшее, самое отборное зерно, чтобы вы все были сыты, скорее разгромили Чан Кай-ши и вернулись к мирной жизни.

Последним выступил начальник бригады.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза