Ураган «Homo Sapiens»

— Похоже, кончились наши права, — Женя вздохнул. — Начинаются обязанности.

Да нет, не дурачок этот парень, все понимает. Тем лучше. Егор захлопнул дверь и пошел на берег.

— Ты покажь разрешение от прокурора, а потом шарь в чужой машине, — сказал Гаврилыч. — Дуже швыдкий! За такое и по шее…

— Хватит! — резко оборвал его человек в цигейке.

— Старший вы? — спросил его Егор.

— Положим.

— Фамилию надо вашу, имя-отчество и место работы. Протокол оформлять будем на лов рыбы незаконными способами в запрещенном месте, на речную потраву, а также на незаконный отстрел домашних оленей.

— Ну, накрутил; «незаконный-запрещенный!» Может, как миром уладим? Нет? Ладно, молчу, молчу… Нет — так нет. Попали, так будем отвечать, что тут поделаешь. Значит, пиши: «Гришин, Владимир Львович, горный мастер прииска «Весенний»… Бумаги нет? Дать ему бумаги. Гаврилыч, мигом! Обеспечь инспектору условия для работы.

Гришин распоряжался четко и серьезно, ни тени насмешки не было на лице и в голосе. И Гаврилыч, ошалело поглядывая на мастера, извлек из продуктового ящика помятую школьную тетрадку, из кармана карандаш.

— Что еще требуется? — спросил Гришин.

— Кто-нибудь со мной в машину, рыбу считать надо при свидетеле, — сказал Егор.

— У-у, считать! Пиши на глаз — согласен, подмахну. Десятка разницы — какой разговор! Мы люди щедрые.

— Не положено, — сказал Егор. — Да и не десятками тут пахнет.

— Водила! — позвал мастер Женю. — В распоряжение «начальства»! Просьба одна к тебе, инспектор, — пошустрее: нам не до тебя, машину государственную спасать надо. Заканчивай мигом да уматывай от греха подальше, чтоб глаза тебя не видели.

Егор пошел к вездеходу. Они с Женей расстелили в корме кусок брезента, стали опрокидывать на него ящики, считать и разносить рыбу в графы по количеству в виду. Там были чир, хариус и мелкий голец.

— Нам инспектор в клубе разъяснял на лекции, сколько стоит одна рыбка, да я забыл, — сказал Женя. — Тут много набежит из нашего кармана? — Он хмыкнул. — Вернее — убежит?

— При незаконном лове чир — тридцать рублей, хариус — пять, голец — рупь.

— Штра-а-афик! — Женя присвистнул. — А с гольцом шутишь? Расстраивать не хочешь? Ру-упь — ха! Самая вкусная на Севере рыба дешевле харитона? Не вижу логики.

— А ее у нас во многих вещах не видно, — сказал Егор. — То ли людям времени не хватает некоторые решения додумать, то ли умения увидеть дело шире. Хотя бы и с гольцом. На юге области, где кета да горбуша нерестятся, голец ест игру и потому объявлен вне закона. Но у нас, здесь, массового хода лососевых, кроме гольца, — нет, однако действует на всю область одно правило… А насчет вкуса я с тобой согласен — ни кета, ни горбуша против полярного гольца и близко не тянут… Однако эту недоработку пусть наверху решают, а ты мне на пару вопросов ответь по вашим делам. Олени, рыба — это понятно. Разбой, как говорится, для личного удовольствия и своего благополучия. А евражек-то зачем жгли? Потехи ради? Так у нормального человека разве возможен такой способ потехи?

— Эх-ма, — Женя покрутил головой. — У Гаврилыча они, пока мы спали, полбуханки хлеба утащили, пачку сахара да бутылку опрокинули, там со стакан оставалось… Да… свое — как ни крути. А за свое… — Женя замолчал.

— Я-ясно… — протянул Егор. — А что украли гагары там на дороге?

— Какие гагары?.. А-а-а… Те ничего. Просто Гаврилыч ружье пристреливал. Купил недавно, ну и палит в белый свет… Гаврилыч у нас мужик могучий, приисковой лавкой заведует… Вот такие дела-делишки, инспектор.

— Да-а, мужик виден… — задумчиво сказал Егор. — Зверь-мужик. Ладно, считаем дальше.

Егор составил два акта, отдельно по рыбе и оленям. Женя подписал тут же. Гришин на берегу прочитал мельком и тоже подписал, а Гаврилыч читал долго, сопел, хмуро поглядывал на Егора после каждого абзаца. Закончив читать, спросил:

— Ружье зачем приплел? Сетей тебе мало?

— Орудие браконьерства, — объяснил Егор. — Олени-то стреляны.

— Эге… Не стану я подписывать… накатал, як той… — Гаврилыч отбросил бумаги.

Охотник пожал плечами, вывел против его фамилии слова «от подписи отказался», сложил акты и упрятал за пазуху.

— Теперь исчезни, дед, не отрывай от дела, — сказал Гришин. — Видишь, машину замывает.

Егор повесил рюкзак на левое плечо, позвал Валета и зашагал к устью Прозрачной. Там он долго стоял и смотрел в тихо булькающую на последнем перекате воду речки.

Впрямь какая-то неживая вода. Паляваам вон зеленью — жизнью отдает, а тут никакого цвета, как стекло. Холодом даже на вид тянет… «как кэргычин, как холодное стекло», — всплыло в памяти. И Сергеевна точно определила — убитая река. Да, конечно, отмщение теперь свершится, но разве может эта мысль принести облегчение? Столько жизней оборвано…

— Э-э-эй! — донесся от стоянки крик. — Погоди-и!

Егор глянул назад. Гаврилыч бежал к нему, зажав в одной руке «гуся», в другой эмалированную кружку.

Валет зарычал.

— Спокойно, — сказал Егор. — Обычное дело — не терпится выпить.