Ураган «Homo Sapiens»

— Ничего, но старомодно, да плюс примитивная песенка, — неожиданно выпалила Лелька.

Глаза у Генки округлились.

— Я же комплимент…

— Первый раз прощаем, — великодушно сказала Лелька и пошла дальше. Генка очнулся и восхищенно спросил:

— Где она… царствует?

— Соседка. Поедем с нами на острова по грибы? Ты со смены?

— Да. Поедем. На острова, на Марс, на Солнце… — Он смотрел вслед Лельке.

Грибов оказалось много. Они в изобилии торчали на щебнистом, затянутом лишайниками склоне единственной островной сопки. Люди веером разбрелись от берега, постепенно исчезая за многочисленными увалами. Генка кружил рядом, потом тоже исчез. Михаил и Лелька постепенно пересекли остров и вышли к веренице небольших озерков вдоль северного берега. Края озерков густо поросли полярной осокой, вокруг лежал кочкарник. За озерами остров оканчивался крутыми песчаными обрывами. Дальше мерцал зеленый океан, закрытый у горизонта фиолетовой дымкой. Из нее выплывали розовые льды.

Лелька поставила уже полную корзину, вздохнула.

— Ах, как тут легко и просторно! — она поднялась на цыпочки, широко раскинула руки и выгнула спину. — Я — птица! — крикнула она. — Сейчас улечу в чертоги Снежной королевы! О-о, меня уже зовут! — Она повернулась в сторону озер. Порыв ветра принес оттуда пронзительный птичий крик. — Слышите? Это гуси, да? У них наверное, уже есть птенцы. Вы говорили, они приветствуют появление детей криками восторга.

— Это не восторг, — Михаил насторожился. — Это тревога. Ты отдохни, я сейчас вернусь.

Забравшись на бугор, он посмотрел вокруг. Метрах в трехстах, у дальнего озерка, метались крупные белые птицы. А рядом с водой на корточках сидели люди. Там же гнезда! Нашли время рассматривать! Михаил бросился к ним, на ходу обдумывая, как поосторожнее увести людей от берега. Но то, что он увидел, потрясло его и заставило забыть всякую осторожность. Между мужчиной и женщиной, одетыми в ватные костюмы и болотные сапоги, лежала горка яиц. Женщина брала по одному и стукала о камень. Потом они вместе склонялись к разбитому яйцу, рассматривали его содержимое и отбрасывали в сторону. Сбоку на кочке сидел мальчик лет пяти.

— Что вы делаете?! — задыхаясь от отчаяния и ярости, крикнул Михаил. — Варвары! Прекратите немедленно!

Взрослые подняли головы и уставились на него. В глазах мужчины вспыхнуло удивление и тут же сменилось сомнением. А женщина, держа в руках целое яйцо, спокойно осмотрела Михаила и спросила:

— Что случилось? Чего вы прибежали, орете?

— Положите… сейчас же… — Михаил вырвал из ее рук яйцо.

— Вы что, очумели? — Она выпрямилась. — Это яйцо, их тут много. И на еду они не годятся, нечего орать.

Михаил глянул на кучку разбитых яиц. Во всех были еще не ожившие, но уже сформировавшиеся пуховички. Три-четыре дня, и они, продолбив скорлупу, глянули бы на мир…

— Я… я устрою выставку, — яростно сказал он. — В поселке, прямо на улице… Разложу эти яйца и… и… — он задохнулся, но проглотил тугой ком… — и напишу над ними фамилию убийц, вашу фамилию… и ваши фотографии… исполком буду просить, чтобы вас лишили права жить на Севере… Ни один зверь не додумается уничтожать так… так живое…

— Ой, какой ужа-ас! — из-за спины Михаила высунулась Лелька, встала на колени и тронула пальцем выброшенного из скорлупы распластанного птенца. Помутневшими от слез, наполненными страхом и болью глазами она обвела взрослых, но ей ничего не сказали тупое лицо женщины и упрятанный в землю взгляд мужчины. Тогда она в естественном порыве повернулась к ребенку: — Тебе не жалко птенчиков, мальчик?

— Это все мамка… Яишню… — неожиданно громко сказал мальчик и так глянул на женщину, что Михаил вздрогнул.

Но мать не увидела этого взгляда. Узенький лобик ее был прикрыт выпущенной из-под платка челкой, между бровями темно золотилась искусственная родинка. Что скажешь ей и что она поймет? Что там, какие мысли шевелятся под этой импортной кляксой? Вон даже ненависть, вспыхнувшую во взгляде сына, проглядела. Попробуй верни теперь его любовь… Нет, так нельзя. Надо без ребенка, без его кричащих глаз. Он же не простит мать.

Михаил вздохнул, стараясь притушить напряжение:

— Пойдемте.

— Что — пойдемте? — по лицу Михаила женщина вдруг поняла, что вокруг нее собирается какая-то гроза. — Куда — пойдемте? — Она резко уставила руки в бока и разом затрещала, словно кто-то внутри ее черепной коробки дернул скобу, удерживавшую язык. — Права покажь, потом командуй! Командир-начальник выискался! Много таких кругом шляется, ни вздохнуть, ни повернуться рабочему человеку даже и на своем личном, заработанном потом и горбом отдыхе! Ну, покажь, покажь! Я тебе устрою фотографию, я в райком пойду, не позволю, чтобы над рабочим классом изгалялись всякие начальнички без справок и роду-племени! Я тебя сама так зафотографирую — мать не узнает…

— Молчи, дура, — вдруг хрипло сказал мужчина. — Милиция это.

Видел, наверное, где-нибудь по службе, решил Михаил. Должность только перепутал.