Ураган. Книга 1. Потерянный рай

Впереди узкая улочка торговцев рисом была запружена более плотной, чем обычно, толпой, стремившейся приобрести то небольшое количество крупы, которое еще продавалось. Он на мгновение остановился, вытер лоб и двинулся дальше. Базар, словно пчелиные соты, был наполнен жизнью: сотни немощеных улочек, переулков и проходов, уставленных по обе стороны тускло освещенными магазинчиками – иной раз двухэтажными, – лавками, киосками, некоторые из них не больше, чем ниши, выдолбленные в стене. В них продавались товары и услуги самые разнообразные, от продуктов питания до заграничных часов, от свежего мяса до золотых и серебряных слитков, от денег в долг до оружия – каждая лавка поджидала клиентов, хотя торговать было почти нечем, да и других дел особо не находилось. В высоком сводчатом потолке, вознесшемся поверх всего этого шума, грохота, увлеченно торгующихся голосов, были устроены слуховые окна, через которые вниз попадал свежий воздух, а в дневное время солнечный свет. Воздух был тяжелым от особых запахов базара: запахи дыма, прогорклого кулинарного жира, гниющих фруктов и жареного мяса, еды, пряностей, мочи, фекалий, пыли, бензина, меда, фиников, навоза смешивались с запахом тел и пота огромного количества людей, которые рождались, жили и умирали здесь.

Улочки были забиты людьми всех возрастов и типов – тегеранцы, турки, курды, кашкайцы, армяне и арабы, ливанцы и левантинцы, – но спешивший человек не обращал никакого внимания ни на них, ни на постоянные уговоры остановиться и купить что-нибудь, он просто проталкивался и протискивался сквозь толпу, быстро пересек собственную улицу ювелиров, еще больше углубляясь в лабиринт базара; волосы под каракулевой шапкой слиплись от пота, лицо раскраснелось. Два лавочника, заметившие его, рассмеялись, и один сказал другому:

– Клянусь Аллахом, никогда раньше не видел, чтобы старик Пакнури ковылял куда-то с такой скоростью. Наверное, старый пес торопится взыскать должок риалов в десять, не меньше.

– Скорее, Скрягу Пакнури поджидает сочный деревенский мальчик, чей зад подмигивает ему с ковра!

Их веселье быстро замерло, когда мимо прошагали «зеленые повязки». Когда «стражи революции» благополучно скрылись из виду, кто-то пробормотал:

– Чего это здесь понадобилось этим щенкам, не знающим своей матери?

– Ищут кого-то. Должно быть, так. Пусть их отцы сгинут в пламени! Ты слышал, они весь день людей хватают?

– Хватают людей? А что они с ними делают?

– Бросают в тюрьму. Они теперь захватили все тюрьмы. Разве ты не слышал? Они взломали ворота тюрьмы Эвин, выпустили всех на свободу, тюремщиков рассажали по камерам и теперь сами этой тюрьмой управляют. Завели собственные расстрельные команды и суды, как я слышал, и уже расстреляли многих генералов и полицейских. А тут сегодня еще и беспорядки начались, прямо сейчас, возле университета.

– Да охранит нас Аллах! Мой сын Фармад пошел туда на митинг, дурень бестолковый! Говорил же я ему, чтобы сегодня он никуда не ходил.

Джаред Бакраван, отец Шахразады, находился на верхнем этаже, в недоступной для посетителей внутренней комнате над лавкой, выходившей фасадом на улицу заимодавцев. Эта лавка принадлежала его семье на протяжении пяти поколений и занимала на улице одно из лучших мест. Главным занятием Бакравана была банковская деятельность и финансирование. Он сидел на коврах с толстым ворсом и пил чай со своим старым другом Али Киа, который сумел устроить так, что его назначили чиновником в правительстве Базаргана. Старший сын Бакравана Мешанг сидел сразу за отцом, слушая и учась, – чисто выбритый мужчина на середине четвертого десятка, с красивым лицом, склонный к приятной полноте. Али Киа тоже был гладко выбрит, в очках; Бакраван был грузным, с седой бородой. Обоим перевалило за шестьдесят, оба знали друг друга бо́льшую часть своей жизни.

– А как эта ссуда будет возвращена, за какой период времени? – спрашивал Бакраван.

– Из поступлений от продажи нефти, как обычно, – терпеливо произнес Киа, – так же, как это сделал бы шах. Срок возврата – пять лет, при обычной ставке один процент в месяц. Мой друг Мехди, Мехди Базарган, говорит, что парламент гарантирует возврат ссуды сразу же, как только соберется. – Он улыбнулся и добавил, слегка преувеличив: – Поскольку я не просто вхожу в кабинет министров Мехди, но являюсь и членом его внутреннего кабинета, я могу лично проследить за законодательной стороной вопроса. Ты, разумеется, знаешь, как важна для нас эта ссуда и как она равно важна и для базара.

– Разумеется. – Бакраван подергал волоски на своей бороде, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Бедный Али, подумал он, все такой же помпезный и надутый! – Конечно, не по чину мне упоминать об этом, старый друг, но некоторые из базаари уже спрашивали меня насчет тех миллионов в золотых слитках, которые они авансировали в поддержку революции! Внесли в фонд для аятоллы Хомейни, да охранит его Аллах, – вежливо добавил он.