Ураган. Книга 1. Потерянный рай

– А! Тогда я согласен. Хорошо, Сайада. Скажи ему, что я банкир французского происхождения. Это отчасти правда, разве мой прапрадед не был пехотинцем в армии Наполеона во время его Ближневосточной кампании, когда он стремился в сторону Индии? Скажи своему французу, что мы ливанцы уже несколько поколений, а не просто несколько лет.

– Хорошо, ты, как всегда, мудр.

– Добейся, чтобы он сделал тебя членом Французского клуба. Это было бы идеально! Там сосредоточено много влияния. Каким-то образом этот «сердечный союз» между Ираном и Израилем должен быть разрушен, шаха каким-то образом необходимо обуздать, каким-то образом нам необходимо отделить Израиль от иранской нефти, иначе этот архидьявол Бегин почувствует искушение вторгнуться в Ливан, чтобы изгнать оттуда наших бойцов. С иранской нефтью ему это удастся, и это станет концом еще одной цивилизации. Я устал переезжать с места на место.

– Да-да, я согласна…

Сайада была очень горда. Столько достигнуто за год, поверить невозможно сколько! На следующей неделе лидера Ясира Арафата пригласили в Тегеран для триумфальной встречи с Хомейни в качестве благодарности за его помощь революции. Экспорт нефти в Израиль прекратился, фанатичный противник Израиля Хомейни утвердился на вершине власти, а произраильский шах изгнан и предан позору. Такой прогресс с тех пор, как она впервые встретила Жан-Люка! Невообразимый прогресс! И она знала, что помогала своему мужу, занимавшему высокий пост в ООП, действуя в качестве особого курьера для передачи посланий и кассет в Стамбул и из Стамбула, во Французский клуб в Тегеране и из него – о, сколько интриг потребовалось, чтобы убедить иракцев позволить Хомейни уехать и обрести безопасное убежище во Франции, где ему уже нельзя было затыкать рот, – во всевозможные другие места, куда меня сопровождал мой красивый любовник, и из них. О да, удовлетворенно подумала она, друзья и контакты Жан-Люка оказались очень полезными. Скоро настанет день, когда мы вернемся в Газу и вернем себе наши земли и дома, магазины и виноградники…

Дверь в квартиру Мак-Ивера распахнулась. На пороге стоял Чарли Петтикин.

– Боже милостивый, Жан-Люк, откуда ты, черт побери, взялся? Привет, Сайада, ты выглядишь еще красивее, чем всегда, заходите, заходите! – Он пожал руку Жан-Люку и дружески чмокнул Сайаду в обе щеки, ощутив ее тепло.

Длинное плотное пальто с капюшоном скрывало ее почти целиком. Ей были известны опасности Тегерана, и она одевалась соответственно.

– Это спасает от стольких хлопот и неприятностей, Жан-Люк. Я согласна, это глупо, пережиток прошлого, но я не хочу, чтобы в меня плевали или чтобы какой-то вонючий полудурок махал членом в мою сторону или мастурбировал, когда я прохожу мимо. Иран – не Франция и никогда ею не будет. Я согласна, это невероятно, что теперь в Тегеране я вынуждена носить некое подобие чадры, чтобы чувствовать себя в безопасности, когда всего месяц назад в этом не было никакой нужды. Что бы ты ни говорил, cheri, былой Тегеран навсегда канул в Лету…

Отчасти жаль, что так, подумала она, входя в квартиру. В нем было все лучшее от Запада и все лучшее от Востока – и все худшее. Но теперь – теперь я жалею иранцев, особенно женщин. Почему мусульмане, особенно шииты, такие зашоренные и никак не хотят позволить своим женщинам одеваться по-современному? Потому, что они такие подавленные и так одержимы сексом? Или потому, что боятся выдать себя? Почему они не могут смотреть на мир шире, как смотрим мы, палестинцы, или египтяне, или жители Дубая, Индонезии, Пакистана и стольких еще стран? Дело действительно, должно быть, в импотенции. Ладно, ничто не удержит меня от участия в Женском марше протеста. Как смеет Хомейни пытаться предать нас, женщин, которые шли ради него на баррикады!

В квартире было холодно, электрический камин по-прежнему работал на половинной мощности, поэтому Сайада не стала снимать пальто, просто расстегнула его, чтобы не было слишком жарко, и села на один из диванов. Ее платье было из теплой ткани – парижская модель с разрезом на бедре. Оба мужчины это заметили. Сайада бывала здесь много раз, и квартира всегда казалась ей тусклой и неуютной, хотя Дженни ей очень нравилась.

– А где Дженни?

– Она улетела в Эль-Шаргаз сегодня утром, на сто двадцать пятом.

– Так Мак тоже уехал? – спросил Жан-Люк.

– Нет, только она, Мак сейчас в офи…

– Я тебе не верю! – воскликнул Жан-Люк. – Она клялась, что никуда не уедет без Грязного Дункана!

Петтикин рассмеялся:

– Я и сам в это не верил, но она улетела, покорная как овечка. – У меня еще будет время рассказать Жан-Люку о подлинной причине ее отъезда, подумал он.

– Дела тут плохи?

– Да, и делаются еще хуже. Казней становится гораздо больше. – Петтикин решил про себя не упоминать при Сайаде об отце Шахразады. Нет смысла ее расстраивать. – Как насчет чашечки чая? Я как раз приготовил. Вы слышали сегодня про тюрьму Каср?

– А что с ней такое?