Час назад Абрим Пахмуди позвонил ему лично якобы затем, чтобы поздравить его. Но Фазир избежал расставленной ловушки и аккуратно дал понять, что взрыв не имеет к нему никакого отношения. Лучше не привлекать внимания к сходству этого взрыва со взрывом первой машины, который разорвал на куски генерала Джанана. Пусть Пахмуди теряется в догадках, следует держать его под давлением и в растерянности. Хохоча в душе, Фазир озабоченным тоном сказал в трубку: «На все воля Аллаха, ваше превосходительство, но совершенно очевидно, что это просто еще одно нападение этих проклятых левых террористов. Талбот не был их целью, хотя его кончина, безусловно, весьма удачно устраняет эту проблему. Сожалею, но должен констатировать, что это нападение вновь было нацелено против тех, кто пользуется расположением имама». Обвиняя во всем террористов и заявляя, что взрыв был направлен против аятолл и мулл, которые часто посещали этот ресторан, он поселял в них страх и к тому же ловко уводил след в сторону от Талбота, избегая тем самым возможных ответных действий со стороны британцев – в первую очередь Армстронга, узнай он правду, – получая таким образом возможность раздавить одним камнем сразу несколько скорпионов.
Хашеми повернулся и взглянул на человека с заостренным лицом, Сулимана аль-Виали, командовавшего людьми из «группы четыре», которые заложили сегодняшнюю бомбу, – того самого, которого Сайада Бертолен встретила в квартире Теймура.
– Через несколько минут я улетаю в Тебриз. Вернусь завтра или через день. Со мной будет высокий англичанин, Роберт Армстронг. Отряди одного из своих людей, пусть проследит за ним и выяснит, где Армстронг живет, потом прикажи ему убрать его где-нибудь на улице поблизости, после наступления темноты. Сам этого не делай.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Когда?
Хашеми снова прокрутил в голове свой план и не нашел в нем ни одного изъяна.
– В священный день.
– Это тот самый человек, с которым эта Сайада должна была по вашему приказу вступить в любовную связь?
– Да. Но теперь я передумал.
Роберт стал совершенно бесполезен, подумал он. Более того, пришло его время.
– У вас есть для нее какая-то другая работа, ваше превосходительство?
– Нет. Мы ликвидировали группу Теймура.
– На все воля Аллаха. Позволено мне будет предложить кое-что?
Хашеми изучающе посмотрел на него. Сулиман был его самым эффективным, доверенным и смертоносным командиром в «группе четыре», работавшим в качестве прикрытия мелким агентом внутренней разведки, подчинявшимся напрямую ему самому. Сулиман заявлял, что изначально он жил в ливанских горах к северу от Бейрута, пока его семью не убили, а его самого не выгнали оттуда христианские ополченцы. Хашеми взял его к себе пять лет назад, освободив за взятку из сирийской тюрьмы, где он сидел, приговоренный к смерти за убийства и разбой по обе стороны границы; единственным, что Сулиман говорил в свое оправдание, было: «Я убивал только евреев и неверных, как заповедал Аллах, поэтому совершал Божий труд. Я – один из Его мстителей».
– Что за предложение?
– Она обычный курьер ООП, к тому же не очень хороший, и в ее теперешнем состоянии она опасна и является потенциальной угрозой: евреям и ЦРУ будет легко переманить ее на свою сторону и использовать против нас. Как добрые феллахи, мы должны сеять зерна везде, где в будущем можно собрать урожай. – Сулиман улыбнулся. – Вы мудрый феллах, ваше превосходительство. Мое предложение состоит в следующем: я скажу, что ей пора возвращаться в Бейрут, что мы, два человека, которые застали ее за актом распутства, хотим теперь, чтобы она работала на нас там. Мы позволим ей случайно подслушать наш разговор – и притворимся, что входим в ячейку христианских ополченцев с юга Ливана и работаем по приказу израильтян на их хозяев из ЦРУ. – Он тихо рассмеялся, увидев изумление на лице своего работодателя.
– А потом?
– Эта женщина из палестинских коптов с едва теплящейся неприязнью к израильтянам превратится в незнающее усталости, фанатичное исчадие ада, помышляющее только о мести.
– Что?
– Скажем, кто-то из тех же самых «христианских ополченцев, работающих по приказу израильтян на их хозяев из ЦРУ», злобно и открыто причинит боль ее ребенку, серьезно покалечит его за день до ее возвращения, потом исчезнет. Разве это не сделает ее на всю жизнь непримиримым врагом наших врагов?
Хашеми закурил сигарету, чтобы скрыть свое отвращение.
– Я согласен только с тем, что она исчерпала свою полезность, – сказал он и заметил промелькнувшее на лице ливанца раздражение.
– Какую ценность имеет ее ребенок и какое будущее его ждет? – с презрением спросил Сулиман. – С такой матерью и живя с родственниками-христианами, он останется христианином и отправится в ад.
– Израиль – наш союзник. Не лезь в ближневосточные дела, или они сожрут тебя с потрохами. Я запрещаю!
– Если вы говорите «запрещено», значит запрещено. – Сулиман поклонился и кивнул в знак согласия. – Клянусь жизнью моих детей!