Ураган. Последние юнкера

— Что за вздор ты мелешь? — снова вскипятился Коля.

— И вовсе не вздор, — соскакивая с лошади, продолжал Басов. — Вот этой клячей, сестра, бьет вам челом наш командир Глеб Орлов.

— Так вы не шутите? — оживилась Наталья Владимировна, лаская животное. — Какая прелестная мордочка. Правда, Николай Николаевич?

Коля улыбнулся ее радостному оживлению.

— Конечно, прелестная, — ответил он. — Только ведь это скорее кошка, чем лошадь. Да и то не из крупных.

— Ну конечно. Много вы понимаете в лошадях! Моряк. Вы и лошадей то, вероятно, не видели. А как она досталась Глебу Николаевичу?

— Только что у красных отбили. Да и не ее одну. Еще пару коней, повозку, два пулемета и несколько сотен патронов. А вы вот на моряков нападаете.

— Вовсе я не нападаю, — вскакивая в седло и давая шенкеля, защищалась сестра. — Я… — но дальнейших слов не последовало, так как лошадка пустилась вскачь.

— А хорошо в седле сидит. Словно жокей, — похвалил Басов наездницу. — А ты что же, долго хворать собираешься, — обратился он к раненому. — Поправляйся скорее. Что Глебу передать от тебя?

— Скажи, чтобы подошел, когда случится время.

— Хорошо. Передам. До свидания. Храни тебя Бог.

Сделав несколько кругов и опробовав все аллюры, Наталья Владимировна подъехала к Колиной подводе.

— Теперь, вот увидите, как мы заживем, — весела обратилась она к нему. — И продуктов будем иметь вволю и для ночевок будем иметь отдельную комнату. Все у нас будет. Правда, моя дорогая Машка? — наклонившись вперед, ласкала она грязную шею животного.

— Как вы ее называете?

— Машкой, а что.

— Подходящее имя, — улыбнулся Коля. — Кошка Машка.

— Вы опять обижаете мою Машку… Злюка! Подождите. Благодарить ее будете.

К вечеру маленькая армия Корнилова вошла в станицу Корсунскую и расположилась в ней бивуаком. Разместив свой взвод по хатам, Глеб отправился разыскивать брата. Измученные тридцативерстным переходом, ноги отказывались служить. С трудом вытаскивая их из липкой грязи станичных улиц, Глеб зашагал на Удачу, к церковной площади. Не успел он пройти и квартала, как из-за угла показался всадник на низкорослой лошадке.

— Глеб Николаевич! Это вы? — окликнула его Наташа. — Идите к нам чай пить. Николай Николаевич вас ждет. Мы здесь недалеко остановились. Представьте себе, комната в нашем распоряжении. И все благодаря Машке, — болтала она, двигаясь рядом с Глебом.

— Как же это вам удалось?

— А очень просто. Как бой кончился, вызвали квартирьеров. Ну и я с ними на моей Машке. Сама себе квартирьер. Выбрала хатку, да скорее за Николай Николаевичем. Приезжаю, смотрю обоз стоит без движения. Раненые мерзнут. Я прямо к своей подводе. Погоняй, говорю, станица. Выехали мы из обоза и прямо к хате. Потом, когда мы уже и коней распрягли и Николай Николаевича в горницу внесли, несколько квартирьеров заглянули было к нам, да видят тяжелораненый лежит, и дальше. Вот мы и остались хозяевами. Я уже и в лавочке побывала. Молока, хлеба, яиц у нас сколько угодно. Для Николая Николаевича курица варится, а для нас с вами самоварчик кипит. Идемте скорее. А то без меня Николай Николаевич с ума сойдет.

— Золотые ручки у вас, — восторженно промолвил Глеб, с восхищением глядя на маленького всадника.

— Я тут не причем. Вы Машку благодарите. Если бы не она, мы еще и теперь блуждали бы по улицам. Ведь лазарет до сих пор не размещен. Боюсь, что многие раненые так и останутся в подводах до утра.

Заметно вечерело, когда Наташа и Глеб вошли в маленькую комнату казачьей хаты. На покрытом цветною скатертью столе шипел самовар и лежали куски нарезанного хлеба и другой снеди. Под образами, на широкой деревянной кровати, лежал Коля. Его воспаленные, выражавшие нетерпение глаза были устремлены на дверь. Он сильно похудел и осунулся.

— Ну слава богу! Наконец-то! И куда это вас носило? За это время десять раз можно всю станицу взад - вперед объездить.

— Полно-полно старый ворчун. Я вот вам брата привела, а вы все сердитесь. Выпейте-ка молока, — продолжала Наташа, наполняя стакан.

— Не хочу молока, — забрюзжал Коля.

— Ну коли так, я сейчас пойду в лазарет. Пусть к вам назначают другую сестру, а я больше не могу.

— Ну не сердитесь. Не буду. Давайте ваше дивное молоко.

— Вот, умница. Паинька. Пейте же.

— Фу, какая гадость, — морщился и гримасничал Коля, но стакан все же опорожнил.

— Вот у нас вечно такие разговорчики, — жаловалась Наташа. — Как что-нибудь съесть или выпить — целый бой разыгрывается. Ну-с, Глеб Николаевич, жалуйте к столу. Вы, поди, с утра ничего не ели.

— Некогда было. Все время в бою. Как вышли утром из Лежанки, так вот до самого вечера.

— А как ваша молодежь? Не слишком устают? Не ропщут?