Ураган. Последние юнкера

На батарею принесли тяжело раненного в живот нашего капитана Глотова, посланного полковником Миончинским вперед выбрать позицию для батареи. Приносят и других раненых. Наша сестра их перевязывает. Густые цепи красных, ободренные выездом бронепоезда, поднялись на гребне из окопов и пошли в контратаку. Цепи офицерских рот, неся потери под перекрестным огнем, бегом отступали на батарею.

…«По поезду! Прямой наводкой! Гранатой! Пять - ноль!» — кричит полковник Миончинский. Наши гранаты взметнули полотно под бронепоездом. Он сразу же дал «полный задний» к станции.

Но офицерские роты быстро отходят на батарею. Пули сорокинцев все чаще свистят у орудий. Кони жмутся, прижав уши, ездовые прячутся за передки. Момент напряженный. Прицел все понижается: «Пять - ноль!.. Сорок-пять… Сорок!.. Тридцать!..» Это уже близко, и командир не жалеет драгоценных для нас снарядов. Пушки подскакивают, ежеминутно обдавая уже близкие цепи красных низким «шрапом». Только и слышно: «Первое!.. Второе! Один патрон! Беглый огонь!» Выдержат… или нет?

Вдруг сзади на батарею галопом влетает всадник и кричит: «Кавалерия!» Лицо его искажено ужасом, залито потом. Это чехословак. По-русски он говорит плохо и понять что-либо трудно. Полковник кричит: «Пулемет на батарею! Ездовым разобрать винтовки!» Но сам ни на секунду не выпускает густую большевистскую цепь из точного низкого шрапнельного огня. Гора расстрелянных гильз у орудий растет. Все чаще: «Огонь!» Вот видны уже лица наших отступающих. «Наводи в самую гущу! Огонь!» — кричит командир, заглушая грохот боя… «Не выдерживают! Бегут сволочи! Бегут!.. Огонь!»… Действительно, цепи «Железной дивизии» не выдержали низких, точных разрывов шрапнели, люди в цепи заметались направо и налево, сбились в кучки и побежали обратно по склону. По редкой цепи отступающих офицерских рот пробежал победный гул голосов, превратившийся в «Ура!». Они движутся снова вперед, на этот раз неудержимо… «Передки на батарею!»

«А ведь наврал, сукин сын, про кавалерию!» — смеется прапорщик Попов, ездовой Первого орудия. Но, как стало известно потом, большевистская конница все же была и прошла близко от нас, атаковав Третью батарею полковника Третьякова, отбившую все ее атаки картечью.

Пушки прошли лощину и начали подниматься в гору по вязкой пахоте. Вокруг лежали трупы. Сначала проехали мимо нашего, убитого в цепи наповал, зеленая фуражка пограничных войск валялась рядом на траве. Потом ехали мимо убитых красногвардейцев «Железной дивизии». На гребне вырисовывалась длинная фигура нашего полковника, тщетно машущего руками, призывая орудия. Кони еле тянули по пахоте в гору и, хотя все налегали на колеса, ускорить движения не могли.

С гребня полковнику открывался вид на всю окрестность. На его глазах, внизу, у станции, торопливо отходили эшелоны красных, маневрируя на запасных путях. Немудрено, что на головы ездовых он посылал все проклятия и ругань, ему известные. Потом он затих, с отчаянием глядя на уходящие красные эшелоны и на свои еле ползущие в гору пушки… Наконец дотащились. Миончинский ринулся к первой пушке. Номера заметались у орудия, поворачивая его на цель. Через минуту наши гранаты взметнулись в самой гуще вагонов. Слышались тревожные паровозные гудки. Паровозы с вагонами и платформами и без них быстрым ходом уходили на юг. Много вагонов застряло на станции, где бой уже затих.

«Армия» Сорокина, понеся большие потери, спешно отступала на юг на станицу Платнировскую. И у нас были немалые потери, обременившие еще более походный лазарет. А главное, в этом бою были расстреляны все наши гранаты и шрапнели, — в парке оставалось шесть гранат. Но можно было еще раз сказать: «С нами Бог!» Одна из наших последних гранат перебила вагонное сцепление. Паровоз удрал на Платнировку, бросив эшелон с грузом драгоценных для нас снарядов. Армия была еще раз спасена. Стрельба затихла. Войска втягивались в станицу.

Небольшая речка и мостик через нее. Около моста, под водой, видны трупы красных, здесь их скосил пулемет юнкеров из отряда генерала Боровского.

На другой день объявлена дневка. Это была первая дневка со дня выхода в Кубанский поход. Однако Сорокин не был разбит, он был лишь выбит из станицы и отброшен, и в день дневки батарею несколько раз по тревоге вызывали к станции. Цепи противника пытались при поддержке бронепоезда несколько раз наступать со стороны Платнировской, но огнем застав и выстрелами орудии противник был отброшен.

В Кореновской нас застали плохие вести: армия генерала Эрдели[16] ушла две недели тому назад из Екатеринодара, занятого красными. Таким образом, наш план похода на Екатеринодар для соединения с армией генерала Эрдели и полковника Покровского рухнул. Впереди была неразбитая группа «главковерха» Сорокина с бронепоездами, позади, уже в одном переходе, надвигалась на нас оправившаяся после поражения под Выселками «армия» Автономова.