Не имею ни малейшего представления о том, в каком состоянии рассудка ты будешь, когда это письмо дойдет до тебя, как и о том, насколько отзывчив ты окажешься к воспоминаниям старика, только подозреваю, что теряешь ты надежду на будущее, как то было со мной ровно (в этом месяце исполнилось) двадцать два года назад. Я тоже перенес сердечный приступ, довольно сильный, и лечившие меня доктора не видели иной перспективы для меня, кроме как вести после выздоровления в высшей степени умеренный образ жизни. Мысль о том, что, возможно, я больше никогда не в силах буду дать полную волю своему «творческому нраву», и в самом деле воспринималась каким-то черным провалом, тем паче, что был я убежден, будто агентству без этого не выжить.
Но мне несказанно повезло: среди моих медсестер оказалась некая мисс О’Коннор. Ирландка, как можно судить по имени, она с воинственностью, столь часто присущей ее соотечественникам, бунтовала против власти установленных авторитетов, и, считай, почти исключительно под ее воздействием я в конце концов стал различать будущее сквозь тучу отчаяния, которую нагнали доктора на мою голову. В конечном счете именно глазами мисс О’Коннор мне удалось взглянуть на себя не как на человека, ставшего безнадежным калекой, а как получившего предупреждение остерегаться, по ее выражению, «губить себе сердце в погоне за радугами, которые нельзя поймать и которые гроша ломаного не стоили бы, даже если поймать их и удалось бы».
Не стану гнаться за явной моралью. Мало сказать, что из больницы я вышел с новой шкалой ценностей, с новым пониманием того, что драгоценным запасом энергии, коим я наделен, не следует расточительно разбрасываться. С того самого дня я никогда не брался ни за одну задачу до тех пор, пока ясно не представлял себе конкретную достижимую цель и пока не убеждал себя, что на достижение ее стоит тратить силы. Если данные условия соблюдались, то я никогда и ни в чем не чувствовал себя стесненным ни духовно, ни физически.
Можешь счесть это письмо неуместным жестом, только теперь, на двадцать два года обведя вокруг пальца докторов и сумев за эти годы добиться почти всего, что сделало мою жизнь исполненной смысла, я движим желанием, как, бывало, говаривала моя баптистка-бабушка, «свидетельствовать истину, Возлюбленный Боже, ибо Ты наделил сего покорного слугу Твоего силою зреть ее».
С искреннейшим почтением —
Фредерик Коулман
».