Читаем Ураган в сердце полностью

– По-моему, вы недооцениваете себя, миссис Уайлдер, – твердо выговорил доктор Карр, и такое одобрение значило больше, чем любое выражение сочувствия или понимания. – Вы гораздо более объективны, чем большинство жен, а потому более способны видеть вещи в их истинном виде. Вы вернете его к жизни, миссис Уайлдер, я уверен, что у вас получится.

Кэй избегала смотреть ему в глаза, вслушивалась в эхо его слов, она застыла, вникая в смысл слова «объективна», воспринимавшееся противоположностью всего, чем ей следовало бы быть для того, чтоб стена между ней и Джаддом когда-нибудь рухнула.

– Жаль, что я не могу сделать большего, – сказал доктор Карр. – Увы, есть предел того, как далеко позволено заходить. Уверен, вы понимаете.

Кэй кивнула и, отвечая на не вызывавший сомнения тон, предполагавший завершение разговора, быстро поднялась с кресла.

– Мы с вами увидимся завтра утром, разумеется, – произнес доктор Карр. – Я дам вам расписание режима питания, несколько рекомендаций.

Кэй сделала шаг к двери.

– Вы уже сообщили Джадду, что выписываете его?

– Нет, но утром я сказал ему, что если у других анализов результаты будут такими же хорошими, как у ЭКГ… уверен, он ожидает этого.

– Не хотите, чтобы я сказала ему, или хотите?

– Ну, если вы предпочитаете не…

– Нет, я скажу ему, – твердо выговорила она, но с ложной отвагой, затем еще раз поблагодарила доктора и вышла. Однако, уже идя по коридору, она чувствовала, как занозой в сознании саднила мысль: когда доктор Карр повернулся в дверях, на лице его появилось выражение облегчения. Теперь это ощущение само преобразовалось в чувство, что ее покинули, оставили в полном одиночестве разбираться с проблемой, которая уже сокрушила его. «Есть предел того, как далеко позволено заходить доктору». Только вот, очевидно, нет предела тому, что ожидается от жены.

Дверь в палату Джадда была открыта. Заглянув в нее, Кэй поняла, что смена медсестер уже произошла. Миссис Коуп стояла у дальнего угла кровати и разговаривала с Джаддом, потом она умолкла, предупреждающе покашливая, и молча указала взглядом на дверь.

Джадд повернул голову.

– А я уж едва ждать не перестал, не думал, что ты сегодня приедешь. – Сказано это было ободряюще и повергало в искушение поверить, что он мог бы и расстроиться, если бы она не появилась.

– Я разговаривала с доктором Карром. Он рассказывал мне о проделанных им анализах, о том, как они все хороши, – говорила она, стараясь придать больше легкости голосу, что не совсем получалось. Джадд молчал, ожидая от нее продолжения, однако Кэй чувствовала, что ей трудно не столько из-за него, сколько из-за миссис Коуп, которая, так ни единым движением и не показав, что собирается покинуть палату, разглядывала посетительницу, угрюмо поджав губы, едва ли не затыкая ей рот.

Пристально глядя в глаза Джадду, но ничуть не забывая и об ушах миссис Коуп, Кэй сказала:

– Он говорит, что собирается завтра отпустить тебя домой. – И сразу же прибавила: – Правда, это замечательно? – хотя и не раньше, чем заметила, что первой реакцией Джадда на ее сообщение был вопрошающий взгляд, устремленный на миссис Коуп.

2

Весь день и до самого вечера мысли Джадда Уайлдера снова и снова возвращались к тому, как необычно была настроена сегодня его жена. Не то чтобы она не выходила у него из головы: случались и перебои, и отвлечения, – и все же за последние три часа он думал о ней сосредоточеннее, чем вот уже за много лет. Говоря правду, то была одна из немногих когда-либо предпринятых им попыток серьезно и основательно разобраться в ее поведении, казалось, непостижимом. В первые годы супружества он пытался делать то же самое, однако одна неудача за другой научили его, пусть и подсознательно, что это напрасный труд. Тем не менее у него выработалось (и тоже по большей части подсознательно) интуитивное ожидание того, как Кэй поступит в том или ином конкретном случае, и именно ломка этого стереотипа ожидания так встревожила его нынче днем. Как ни сомневался он в своей способности объяснить настроение жены, трудно было избавиться от впечатления, что она напугана. Но почему?

Его совершенно не удивило сообщение о том, что его выписывают из больницы: всего за пару минут до появления Кэй он предложил миссис Коуп поспорить, что он еще до завтрашнего вечера окажется дома, – казалось, однако, что Кэй была в растерянности и замешательстве, как это всегда с ней случалось, когда что-то налагало на нее непредвиденные обязательства. И все же в таком предположении пришлось усомниться после того, как она отнеслась к его нежеланию превращать библиотеку в спальню на том основании, что это, мол, создаст ей больше нестоящих хлопот. Все хлопоты и заботы она отметала как несущественные, даже косвенно не требуя никакой особой благодарности, похоже, только и думала, что о нем, вовсе не о себе самой… странно

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-сенсация

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза