Ураган в сердце

– Годы, когда в сердце ураган, – пробормотал себе под нос Джадд, припоминая последнюю главу в книге Карра, которую тот дал ему почитать.

– Что ты сказал? – спросил удивленный Кит.

– Да так, ничего серьезного, прочел тут кое-что, только и делов, – встрепенулся Джадд, соображая, как бы тему сменить. – Отличный магазин, Кит.

– Что сказать, не слишком плох, полагаю. Пару лет назад переделал тут все. Денег вбухал больше, чем следовало бы. Если снова придется такое пережить, то даже не знаю, останется только, наверное, с ума сойти да повеситься тут.

– Конкуренция поджимает?

– За мной все еще рецептурный бизнес остался, он меня на плаву держит. С прошлого года я крепко в раздумья вдарился. Дети разлетелись: Линда замуж вышла, живет в Новом Орлеане, а Питер окончил школу фармацевтов и работает в «Скуибб»[19], – даже и не знаю, бросить бы все к чертям, собрать манатки да и уехать из Хэйгуда, только, если я сейчас не брошу, то уже не брошу никогда. В следующий день рождения мне уже сорок шесть будет.

– Я тебя понимаю.

– А ты все в той же компании?

– Да.

– Дела в порядке?

– Ну, ясное дело.

– В том-то, полагаю, и вся разница: крупная компания все растет и растет, всегда найдется место, куда податься. А вот когда ты сам себе хозяин… У меня иногда такое чувство, будто я булка. Знаешь, есть такие, с колесом, бегу что есть мочи, а все – в никуда. – Сказал и улыбнулся застенчиво. – Чем могу служить, Джадд?

– Аспирин какой-нибудь есть?

– Даже не сомневайся: анацин, бафферин, экседрин – все, что твоей душе угодно, – затараторил Кит, мигом обратившись в белку в колесе.

– Абсолютно все равно, – заметил Джадд. Он извлек долларовую купюру из бумажника и, обменивая ее на уложенный в пакетик пузырек, который протянул ему Кит, так вдруг захотел убраться куда подальше, что едва не сказал: «Сдачи не надо».

– Я постараюсь успеть на похороны, – сообщил Кит, ссыпая ему в ладонь щепоть звякнувших монет. – Я наделся, что успею обслужить всех и закрыться на часок, но ты же понимаешь, как оно. Уж эти мне управляющие сетевыми магазинами.

– Да уж, у них все – чтоб как по книжке, – усмехнулся Джадд и направился было к двери, но остановился, увидев подходящего к аптеке морщинистого старика, похоже, знакомого, в чем тут же и убедился, услышав, как Кит сказал:

– А вот и он.

– Судья, как поживаете? – приветствовал он старика, когда тот прошел в открытую дверь. – Я Джадд Уайлдер.

Старик некоторое время с прищуром разглядывал его из-под кустистых бровей, пока не уяснил себе, кто перед ним. Потом вдруг пылко обхватил руками, повис на нем, словно боялся, что Джадд возьмет да и убежит, и принялся убеждать, что должен поговорить с ним прямо сейчас, спрашивая, не пройдется ли он вместе с ним обратно до конторы…

2

Расплатившись с водителем и выйдя из такси, она взглянула на указанный им подъезд, широко распахнутая дверь которого вела в почти лишенный света вестибюль. В глубине виднелись мужчины, чернобородые, в черных шляпах, и она вдруг почувствовала, что смелость оставляет ее. Увы, такси уже и след простыл.

Сделав два робких шага, она остановилась, почувствовав себя нежеланной пришелицей в причудливом уголке неведомого мира, соболезнующей на похоронах, куда доступ ей закрывали ритуал и обряд, поддерживала только память о том, что то же самое она испытывала, впервые попав на католическое погребение. Только тут все было совсем по-другому, как могло бы представляться. Дерзкая вылазка в совершенно неизведанное, конец безумного похода, к какому подталкивала скорбь настолько безотчетная, что она едва ли самой себе верила, что на самом деле добралась сюда.

Она перевела взгляд на улицу, словно выискивая путь к отступлению, и внезапно почувствовала, как вышедший из подъезда мужчина в упор разглядывает ее. Было в его лице нечто знакомое, какие-то родственные черты сходства, и она, наверное, как-то дала понять, что узнает их, потому как мужчина направился прямо к ней.

– Вы миссис Коуп? – спросил он, кивая головой так, словно бы уже знал ответ. – Я Иезекииль, брат Аарона. Пойдемте.

Покорная легкому касанию его направляющей руки, она вошла в подъезд. Плотная группка мужчин расступилась перед ней, давая пройти. Они шли и шли, пока не попали в темную комнату, свет в которой, казалось, исходил только от бледного, как воск, лица старца.

– Отец, это миссис Коуп, дама из Пенсильвании, которая была так добра к нам.

Старик обратился к ней, взял ее руки в свои.

– Вы его хорошо знали?

– Я с его последним больным работала, – произнесла она, теперь ей вселяло силы и то, что она знала: этот мужчина сам доктор, – и то, что она вспомнила: она сестра милосердия.

– Он писал мне, что работал над книгой, – сказал старик. – Не думаю, чтобы он ее закончил?

– Я не знаю. Но только я все его бумаги сложила и подготовила к отправке. Думала, кому-то они могут понадобиться.

– Я на это надеюсь, – выговорил доктор. И тут голос его сорвался, слезы покатились, и она услышала, как кто-то басом пел слова, понять которые она не могла. Зато в смысле их ошибиться было невозможно.

– Пойдемте, – сказал Иезекииль.

3