Прыгающий свет скользил по лицам товарищей. На Витька – не такого уж профана в плане выживания, было страшно смотреть. Волосы торчали дыбом, кадык работал, как разогнавшийся поршень. Физиономия Шуры сливалась со стеной позади него. Но товарищи держались, никто не ударялся в панику, не бился головой о стену.
– Лотерея, блин… – озвучил всеобщие переживания Витек. – Попадет – не попадет, выживешь – не выживешь. Увлекательно, ептыть ее…
Все склонились над «гламурным» журналистом – не собирается ли и этот пойти по скользкой дорожке… Человек превращался в жалкую пародию на самого себя. Физиономия пылала, глаза мутнели от страха.
– Не лицо, а задница какая-то, – прокомментировал Витек.
– Ну, да, харизма нашего героя нуждается в восстановлении, – согласился Шура. – Сочувствую, Аскольд, но у тебя уже нет никакого шанса стать главным героем. Слабоват ты для фигуры былинного масштаба.
– Что это было? – прохрипел, пуча глаза, журналист. – Я умираю? Я выживу?
– Самим интересно, – усмехнулся Андрей и, чувствуя какую-то неловкость, словно он в армии и вынужден издеваться над новобранцем, рывком поставил журналиста на ноги. – Все в порядке, Аскольд, ты живой. Соберись, не будь тряпкой – а не то обещаю, выбросим тебя волкам на съедение…
Позднее, когда Вятский пришел в себя и обрел способность воспринимать действительность, выяснились шокирующие подробности. Ничто, как говорится, не предвещало. Он отключился, потому что немного устал. А очнулся от странного пилящего чувства. Хорошо, что очнулся! В полумгле что-то дергалось. Присмотревшись, он обнаружил, что вахтера выгибает и пучит. «Бодрая» картина сопровождалась каким-то шаманским горловым пением. Дать деру журналист не мог, его от страха прибило к полу. И вдруг оборвалась трясучка, вахтер застыл – а потом его словно пнули под зад! Он набросился на журналиста без объявления войны (тот прекрасно слышал, как хрустит, доламываясь, больная нога), сильные пальцы впились в горло, в лицо, его окатило такой отвратительной вонью, что сперло дыхание…
– Ну, что ж, Аскольд, биться за жизнь ты умеешь, – усмехнулся Шура. – Глядишь, и протянешь какое-то время… Ладно, приятель, прости, все мы в одной лодке.
Остаток дня они лежали, закрывшись на замок, в сумрачном помещении без окон, проваливаясь то ли в сон, то ли в обморок. «Чудесных» превращений больше не было. Временами кто-то поднимался, блуждал, наступая на «черную кошку в темном помещении». Дышать было нечем, одежда взмокла. Нервничал Витек, мечтал о выпивке – ну, хоть чуть-чуть, для поднятия тонуса, организм уже не может…
– Слушайте, я, конечно, врубаюсь в это, как в квантовую оптику – все эти вирусы, швирусы, микробы с бактериями… – жарко шептал он. – Но ведь с сегодняшнего дня уже не существует ничего фантастичного, нет? Бред превращается в явь, все такое. А если это злонамеренная акция? Вдруг инопланетяне решили освободить плацдарм для себя? Ну, стереть с лица земли всех людей, освободить жилплощадь, а потом по собственному усмотрению использовать эту миленькую планету? Города им наши, конечно, не нужны, снесут, построят что-то свое, с природой тоже разберутся… Слабо парировать, Александр Васильевич? Ну, скажите, откуда взялся этот вирус, про который медицина ни сном ни духом, да еще ударил так конкретно – почти везде? Ведь это так, не правда ли? Случись только в нашем городе, разве не ввели бы уже жесткий карантин, не работал спецназ в ОЗК, не носились бы над городом вертолеты и самолеты? Но что-то не видно ничего такого, а, Александр Васильевич?
– И что прикажешь, Витек? – неохотно огрызался Шура. – Поставить тебе пятерку по логике? Ну, молодец, догадался, именно так и было. Слушайте, мужики, давайте немного поспим? Ей-богу, надоело с вами трепаться. Я будильник выставлю на час ночи…
В начале второго, когда над городом царила беспросветная мгла, четыре тени выскользнули из больницы и окопались за беседкой. Ночь была безветренной, в небе расплывались и подмигивали бледные звезды – дымка гари и не думала развеиваться. На заднем дворе было тихо. Со стороны проспекта доносился невнятный гул. Силуэты деревьев вырисовывались во тьме, проступали очертания гаражей, больничной ограды, которая на этом участке была не решетчатой, а монументально-кирпичной. Подозрительные личности в ареале не шатались, чувство опасности пока помалкивало. Разнылся Вятский – он проспался и обнаружил, что давно пора перекусить. Мало того, что он питается, как все приличные люди, четыре раза в день, так он привык еще и по ночам таскать из холодильника что-нибудь вкусное. У людей чесались кулаки, но они сдерживались. Потом журналист вспомнил, что ему нужна аптечка – почему-то раньше он об этом не вспоминал.
– Послушайте, мы пойдем по городу в больничных пижамах? – дошло до Вятского. – Вы сбрендили. Мы не можем…