Урал грозный

Началось с простого — с изготовления тиглей. Тигель — горшок. Он высок, с прямыми стенками и двумя днами; в верхнем — небольшое отверстие. Тигли делали из огнеупорных смесей графита и глины. В них плавили металл, и они должны были выдержать температуру в три тысячи градусов.

В Златоусте впервые увидели изготовление тиглей. Всем это было в диковинку. Однако изобретателей преследовали неудачи, тигли лопались на небольших температурах и металл растекался.

Старый литейщик жаловался:

— Немыслимое дело мы затеяли, Павел Матвеевич. Наши-то смеются, горшечниками зовут.

Обухов хмурил брови.

— Горшечники — это почетно. А ты потерпи еще немного!

Ему и самому было тяжело. Он не раз уже ловил насмешливые взгляды; много ночей прошло без сна, но инженер не сдавался.

«Нам тяжело,— думал он,— но солдату под огнем еще тяжелее. Нет, надо работать!»

Они упрямо продолжали работу. Все стали замечать, горшки лопаются реже и выдерживают высокую температуру.

Настал день, когда тигель выдержал самую высокую температуру. Однако ни старый литейщик, ни инженер не радовались. Впереди предстояло самое трудное.

Они закрылись в сарайчике и составляли смесь. Под руками были чугун, сырцовая сталь, железо, руда магнитного железняка, черный шлих, мышьяк, селитра и глина. Теперь они бились над сплавом.

Лицо Обухова обрезалось, пожелтело. Он нервничал,— из Санкт-Петербурга шли требования, отписки, никто там по-настоящему не интересовался заводом.

Инженер часто уходил в горы. Стояли прохладные вечера. Из-за Косотура поднимался ущербленный месяц и под его зеленоватым светом поблескивал заводской пруд. На душе Обухова было тяжело.

«Нет, ничего не выйдет... из миллионов только один разгадывает загадку!»— он крепко сжимал ладонями голову.

В один вечер он поднялся и с тяжелым настроением пошел в лабораторию. Стояла тишина. Затаенно потрескивали остывающие тигли. Он в отчаянии схватил лом и стал крушить горшки.

— К черту все это! Пусть не искушают мозг!

Он разбил тигли в мелкие куски, он разбросал и растоптал заготовленную смесь.

Инженер не слышал в азарте, как сзади скрипнула дверь.

— Ты что ж это, Павел Матвеевич?

Голос старого литейщика был тих, но страшен.

— Ничего, ничего не выйдет у нас!— кричал инженер.

Старик прошел вперед, присел. Он уставился на начальника.

— Это почему же, Павел Матвеевич? У англичан выходит, а у нас нет. Аль мы хуже?

Литейщик не суетился, не ждал ответа, сам отвечал на заданные вопросы.

— Ну нет, Павел Матвеевич. Назад нет ходу! Два года ушло, а при моих летах — это не шутка. Не выспались вы, Павел Матвеевич, это верно. Идемте!

Он бережно обнял начальника и отвел на квартиру. Там он уложил его, как ребенка, в постель и сказал ласково:

— Утро вечера мудренее. Отдохнуть надо от дум. Оно придет!

Старик оказался прав. Оно пришло после долгой и упорной работы.

Ровно два года исполнилось, как в Златоусте побывал севастопольский полковник, и неутомимому Обухову удалось напасть на такой сплав, который давал чудесную булатную сталь. Она оказалась лучше английской и крупповской.

Из литой булатной стали на заводе смастерили кирасы, которые, как рубашки, надевались на тело, а при стрельбе на полсотню шагов пули не пробивали их. В глухих горах Обухов испытал кирасу на себе. Он обрядился в нее и заставил старика-литейщика стрелять. Литейщик долго колебался, но, принуждаемый инженером, перекрестился и бабахнул по кирасе. Она выдержала испытание. Обухов обнял и расцеловал взволнованного старика. Ободренный успехом, он повез свое изобретение в Санкт-Петербург.

3

К тому времени окончилась неудачная для России Крымская война. Николай I окончил жизнь самоубийством. Шел 1857 год. Над Невой стояли призрачные белые ночи, когда в Северную Пальмиру приехал инженер Обухов. Казалось, все предвещало успех.

Павел Матвеевич остановился в отеле француза Лербье на Невском, неподалеку от Знаменья. Француз в первый день подвел к нему юркого маклера. Человек этот был мал ростом, обезьяноподобен, с необыкновенно подвижными пальцами, унизанными кольцами.

— Меня зовут Розенберг,— поклонился маклер.— Как истинный патриот, я очень рад пожать вашу руку.

Мсье Лербье успел шепнуть на ухо Обухову:

— Это самый богатый человек здесь. Очень интересуется вашим изобретением.

Инженер поморщился и брезгливо подумал: «шпион».

Розенберг несколько дней неотступно преследовал инженера Обухова, издалека заводил разговоры.

— У вас в руках жизнь одного знатного человека,— сказал он однажды ему.— О, если бы вы знали, как вас отблагодарят, если...

Маклер огляделся и, понизив голос, пообещал:

— Гвардейский поручик, князь, будет стреляться на дуэли, и если господину Обухову угодно спасти ему жизнь, то мы согласны...

Обухов сразу все понял. Маклер был противен, как скользкая жаба, но инженер сдержался и спокойно спросил:

— Сколько?

— Это мне нравится,— поклонился маклер,— он может дать за секрет десять тысяч рублей.

Обухов посмотрел на собеседника и сказал: