Уральская копилка

После Ермакова похода прошло чуть больше полувека, как некие Шипицины и Королевы, жители уже основанных к тому времени русских слобод Ирбитской и Невьянской, явились на место впадения реки Течи в Исеть, договорились с владельцем этого места тюменским феодалом-татарином Илигеем и принялись промышлять выдр и бобров, а попутно и рыбу ловить.

Поемные места густо поросли повитым хмелем аремашником: ольха, ива, черемуха, смородина, калина; на песках — густой сосновый бор, а выйти из долины — березовая с осинником лесостепь. Чистые от леса места — чернозем — мечта хлеборобов…

Прошло совсем мало времени, и в 1644 году сюда же, на слияние Исети и Течи, пожаловал из Тобольска бывший военный человек, а теперь монах Далмат, прежде носивший имя Дмитрия, по отчеству Ивановича, а «писался» Мокринским. Возможно, был он по отцу украинцем, а по матери несомненный татарин.

Шипицины и Королевы вознегодовали: «Сегодня монашевская келейка, а там, смотришь, монастырек!» Начались склоки, понеслись жалобы хозяину места Илигею. Тот уже собрался наказать нахала, как узнал, что Далмат по матери совсем близкий его родственник, и подарил ему все то «местечко», равное по площади чуть не всему теперешнему Далматовскому району.

У Далмата в Тобольске остался сын Исаак, тоже ставший монахом, и он пожаловал к папаше, а за Исааком потянулись другие «пустынно жители». Монастырь разрастался, стал строить вокруг жилья деревянные крепостные стены, чтобы ухраниться во время набегов кочевавших башкир, калмыков и других старожилов края. Их недругами были царские служилые люди, вызывавшие ненависть против себя, а заодно и вообще против всех русских людей.

Во время башкирского восстания 1662 года монастырь с его крепостью был сожжен; тогда же пострадала и Шадрина заимка, которая должна была превратиться в Шадринскую слободу. Больше года длилось это восстание, и, когда было «замирено», монахи вновь построили крепостные стены и тоже из дерева. К началу XVIII столетия монастырь превратился в крупное помещичье поместье, людей вокруг него стало много, и монастырь задумал строить крепостные стены из кирпича. И какого кирпича! Вес одного — целых восемнадцать фунтов, а крепость — не хуже гранита, что и теперь еще вызывает наше восхищение.

Широченные стены из такого кирпича были построены на славу. Очень пригодились они монахам для обороны против восставших своих же крестьян: во время «Дубинщины», Пугачевского «дела» и других возмущений эксплуатируемого монастырем люда.

А «Книга», родившаяся за этими крепкими монастырскими стенами, осталась памятью и свидетельством общения этого «форпоста» православия с окружавшим его миром, хотя и была всего лишь журналом регистрации (как назвали бы мы ее сейчас) добровольных и вынужденных даров и поборов.

* * *

Всех листов в «Книге» 327. Последние листы погнили, часть их утрачена. Обыкновенно на странице помещается запись двух-трех вкладов. Случается, что вверху оставлены пустые места, а иногда встречаются и совсем чистые страницы, приготовленные, очевидно, для дополнений, которых потом почему-либо не последовало.

Монастырь не преследовал бухгалтерской точности, почему многие записи сделаны без указания года и числа месяца — возможно, что они произведены на память.

Записи сделаны множеством рук — различнейшими почерками. Если существует наука графология, то вот где можно судить о характере людей давно минувших времен. Иные почерки поражают красотой, четкостью. Другие говорят о человеке широкого размаха, третьи — о мелочности и скрупулезности…

Первая запись относится к 1674 году и гласит следующее:

«Книга Успенские обители вкладным и прикладным денгам и ризам и всяким портищам всему приносимому и скоте коням и волом и коровам и вотчинам и храминам хто что принесл во обитель или привел скота при началных старцах при Долмате и Никоне и при конюшенном старце Стефане при хлебеном старце Протасе».

А затем следует регистрация и первого вклада.

«В нынешнем во 182 году декабря в 7 день привели в Успенскую обитель вклад по своей души Шадринские слободы крестьянин Иван Подкорытов мерина каря».

Указанный здесь год написан сокращенно: вместо 7182. Счет велся тогда от легендарного сотворения мира. Лишь под 1702 годом мы видим впервые запись с указанием нового счета лет, принятого и в наше время.

Последние записи относятся, по-видимому, к 1703 году. Деловитый стиль «Книги» отличается необычной для нашего времени своеобразностью: обилием и наивностью посторонних деталей.