Уран. Роман-реконструкция

Льется песня над полями
Про тебя, отец родной!
Это слава Сталину звенит над всей страной,
Над Балтийским морем и Амур-рекой.
Это слава Сталину звенит над всей страной.
Ты живи и здравствуй, наш отец родной!

Дверь открылась, за ней появился мужчина лет сорока в порыжелом пиджаке, в поношенных ботинках. Неприметный, седоватый — такого увидишь и не вспомнишь. Следователь успел отскочить от Таси, вытянулся перед вошедшим, подбирая живот.

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Да вроде уже здоровались, Савельев. Что у вас тут происходит?

— Допрос свидетельницы, — доложил лейтенант. — Это жена Котёмкина.

Неприметный глянул на Тасю прищуренным глазом, перевел взгляд на протокол допроса.

— Можно ознакомиться? — неудобно потянулся к столу правой рукой. На левой была надета черная перчатка.

За его невзрачной внешностью ощущалась какая-то теплая мужская сила. Пока майор пробегал глазами протокол, Таисия быстрым движением поправила волосы, одернула кофту.

— Значит, вы полагаете, ваш муж не убивал шофера Ищенко?

— Не мог он, товарищ начальник. Когда б во хмелю, под горячую, я бы поверила. А так вот, кол в живот… У него же пистолет имеется.

— Пистолет… Да, пистолет нужно проверить. А самого Ищенко вы с какой стороны можете характеризовать?

— О мертвых плохо не говорят, — отвела глаза Таисия. — Но если по правде, трухлявый был человек. Вроде как партизан, а с войны вспоминал одни глупости. Про женщин, про выпивку.

Неприметный усмехнулся, оглядывая Тасю. Не лапал глазами, а будто хотел подбодрить, успокоить.

— Оказывал вам знаки внимания?

— Ничего не оказывал. Руки распускал, это было, — залилась краской Таисия. — Один раз я его тряпкой угостила. Только несерьезно всё это. За такое убивать не будут.

Седоватый задал еще несколько вопросов, лейтенант записывал. Приободрившись, Тася спросила, где сейчас Игнат. Оказалось, что со вчерашнего дня арестован и помещен на гауптвахту. Свидания не разрешались до выяснения всех обстоятельств.

— Если что-то вспомните или узнаете относящееся к делу, сообщите нам. Договорились? — словно об одолжении попросил майор. — Приходите прямо сюда, в отделение, спросите Юрия Раймондовича Ауса. Это я.

«Видать, эстонец, а так и не поймешь. По-русски говорит как на родном», — подумала Тася и еще почему-то решила, что майор, наверное, холостой. Глаза у него были светло-серые, усталые, добрые и несчастливые, совсем как у Воронцова. Когда он повернулся к лейтенанту, Таисия поняла, откуда это чувство неловкости его движений. Чуть согнутая в локте левая рука в черной перчатке стукнулась о край стола с деревянным звуком.

— А голос у вас хороший, — напоследок добавил майор Аус, и лицо его от улыбки внезапно расправилось и помолодело.

Подписав протокол допроса, Тася вышла из кабинета.

На душе было смутно. Что-то ждет Игната? И кто так жестоко расправился с шофером Ищенко? Вдруг убийца ходит рядом, рыщет новую жертву? Волновало ее и будущее госпиталя, в котором она служила больше двух лет.

Таисия понимала, что доктора Циммермана возьмут в ближайшее время — а может, уже арестовали. Слава богу, про инженера Воронцова следователи особо не расспрашивали. Значит, на нем подозрения нет.

Подумала: как он там, бедный, должно, совсем исхудал на больничной пшенке. Оправился ли от болезни? Вернется ли на службу?

Время шло к десяти. Нащупав в кармане кофты пропуск, Тася сразу пошла на Комбинат. На территории было до странности тихо и пусто, только охранник свистнул с вышки, да со стороны рудника послышался унылый стук отбойника.

Тася зашла в прачечную, скинула платок, хотела окликнуть тетю Зину, но что-то ее остановило. Квашня стояла спиной к двери над кипятильным баком, в клубах пара, шурудила белье деревянным вальком и при этом что-то монотонно бормотала. Тася сделала бесшумный шаг, прислушалась. Зинаида читала, будто молитву:

— Земля крепись, дерн дерись… Каина семя, Ирода племя, встаньте-предстаньте, ребра раздвиньте… Выньте печенку да вложите смерть-тоску! Кол на погибель загоняю, колом смерть погоняю. Ешь свое тело, пей свою кровь. Через кол осиновый, через гроб малиновый… Уплочено!

Тряхнуло Таисию страхом, будто током ударило, но не растерялась — назад шагнула, дверью хлопнула, будто только вошла.

Квашня обернулась, ткнула вальком, усмиряя булькающее белье. Глаза у нее были чужие и будто безумные. Делая вид, что ничего этого не замечает, Тася сняла телогрейку, присела к столу, налила в стакан воды из закопченного чайника.

— Тетя Зина, а чего рабочих не видать на территории? И радио стучит — не люблю я этого метронома, будто война.

— Окстись, девкя, аль не слыхала?

— Смотря о чем, — отвечала Тася, не сводя глаз с Зинаиды Прокофьевны. — Я ведь из милиции сейчас. Ищенко, шофера с развозки, убили. Игната арестовали. Я показания давала, вроде как свидетель.

— Да что мне твой Игнат! Тут не птица-коростель, а целый коршун лягушкой подавился!