Урановый рудник

Чуть позже, когда отец Михаил уже почти поравнялся со своей калиткой, его обогнал грузовик — тот самый «ГАЗ-66», что привлек его внимание на пристани. В кабине сидели двое; еще двое, оба в армейском камуфляже и шляпах с поднятыми накомарниками, расположились на скамейках у заднего борта по обе стороны кузова. Полог тента был поднят, и отец Михаил сумел разглядеть этих двоих — аскетически худых, бледных, с волосами до плеч, но гладко выбритых. Позади них горой громоздились мешки и картонные коробки. Две пары холодных, лишенных выражения, неподвижных, как у покойников, глаз скользнули по лицу отца Михаила равнодушным взглядом, и батюшку вдруг обдало нехорошим ледяным сквозняком, словно из приоткрывшейся могилы.

Разбрызгивая лужи, грузовик прокатился мимо и скрылся из глаз за поворотом дороги. Отец Михаил проводил его взглядом, вздохнул, покачал головой и толкнул гнилую, криво висящую на ржавых петлях калитку, что вела к нему во двор.

В дверях ему, как обычно, пришлось низко наклонить голову — притолоки тут были низкие, а ростом его Господь не обидел. Вступив в дом, батюшка распрямился, расправил плечи и, обернувшись лицом к красному углу, приподнял правую руку, намереваясь перекреститься на иконы. Однако поднятая для крестного знамения рука нерешительно замерла, повиснув в воздухе, потому что икон в красном углу не оказалось.

Иконы лежали на полу, сброшенные чьей-то кощунственной рукой, а на их месте, скаля в предсмертной мученической гримасе мелкие острые зубы, красовалась отрезанная лисья голова, приколоченная прямо к задней доске киота большим кованым гвоздем.

Глава 3

Дизельный движок размеренно постукивал где-то под палубой, по вспененной воде за кормой расстилался сизый дым. Неторопливо проплывали скалистые, поросшие вековым нетронутым лесом берега, красивые той дикой, первозданной красотой, от которой у городского человека надолго захватывает дух.

Катер направлялся в Сплавное, торопясь снабдить обитателей этого медвежьего угла всем необходимым, пока не ушла большая вода. Во время весеннего разлива катера ходили в Сплавное чуть ли не каждый день; все, что они туда доставляли, можно было перебросить одной-двумя баржами, но буксир с баржей не мог пройти к поселку по большой воде, не рискуя напороться на пороги.

Сегодня, помимо бочек с горючим, мешков с мукой и цементом и ящиков с запасными частями для леспромхозовских грузовиков и бензопил, катер вез двоих пассажиров. Один из них, невысокий, плотный, крепко сбитый мужчина с огромной лысиной и круглым, расплывающимся в плутоватой улыбке лицом, едва ступив на борт, объявил, что зовут его Петром Ивановичем и что в Сплавное он направляется в качестве скупщика пушнины. Это сообщение весьма позабавило капитана катера, который ходил в Сплавное уже не первый десяток лет и хорошо знал, что толковых охотников, способных за зиму добыть достаточно шкурок, в поселке отродясь не было. Правда, скупщики пушнины изредка заглядывали туда, но делали это зимой, когда мех у зверя становится густым и пушистым, а не в начале лета, когда вся зимняя добыча давным-давно продана и пропита и охотники могут предложить только второсортный товарец.

Впрочем, распространяться на эту тему старый речной волк не стал. Городских он недолюбливал, а уж таких, как этот лысый колобок, не терпел и подавно. Если скупщик пушнины не знает таких простых вещей, значит, так ему и надо. Такой это, значит, скупщик, такой специалист; туда ему, значит, и дорога. Потрется в Сплавном недельку, накупит чемодан гнилья, которому место разве что на помойке, потратит попусту немалые деньги да и уберется восвояси несолоно хлебавши.

Правда, насчет денег капитан его все-таки предупредил — сказал, чтобы сильно своими капиталами не тряс, о цели поездки не рассказывал первому встречному. Тут тебе не город, тут — тайга. Здесь, если что, хоть год кричи — ни до кого не докричишься, и милиционер к тебе на выручку не прибежит. Народ здесь живет разный; встречаются и такие, кто за копейку отца родного не пожалеет, а не то что приезжего горожанина с чемоданом денег. Тюкнут топором в темечко, бросят труп в лесу диким зверям на съеденье — вот и вся твоя заготовительная кампания…

Его слова напугали Колобка — не думал он, видно, что все так серьезно, а теперь вот задумался. Побледнел, лицо вытянулось — затосковал, в общем, вот-вот обратно на берег запросится. Но не запросился, только глянул на второго пассажира — искоса глянул, с подозрением, будто опасался, что тот ему прямо сейчас в глотку зубами вцепится, — обхватил обеими руками свой пухлый потрепанный портфель, к груди его прижал и быстренько перебрался с кормы на нос чтобы, значит, все время быть на глазах у команды. Чудак, ей-богу!